Двое же, пришедших с странником, галабеи имели не изукрашенные, самого простого покроя, как можно было поверхностно судить, однако обширные весьма, как бы сделанные для человеков тучных и представительных, так что под ними могло укрыться и двое, и трое людей обыкновенной пропорции. Поверх широчайшей галабеи каждый из оных облачался в необъятный бурнус, однако и по нему нельзя было определенно заключить их род и звание, поскольку лишь грубая, наподобие верблюжьей, шерсть пошла на ткань для них, но выделана она была исключительно мастерски, так, как часто и овечьи бурнусы выделанными не бывают. Из этого заключил я, что пришли к нам люди отнюдь не простого звания, которые по тем или иным причинам не кичатся своим положением, а может, заведомо скрывают его в секрете. Открылось нам так же, что среди местных поселенцев пришедшие если и не главенствуют в каких-либо вопросах их бытия, то уж явно стоят вне обычного люда, так как на шее у каждого на шелковом, как можно было угадать, витом шнурке висели талисманы или пайцзы, а может, какие-то ладанки, и хотя форма этих предметов под развевающимися бурнусами угадывалась вполне достоверно, а это были вещицы в виде яичной фигуры, однако материал, из которого они были выделаны, а также их содержание и назначение, конечно же, объявлены нам не были.
Отчего-то, по примеру женщин, эти люди имели укрытые частями намотанных на голову тюрбанов лица, оставлявшие на виду лишь глаза, ни носа, ни рта их не видно под тонкими полотнищами, а темные немигающие глаза, остро поблескивающие между белыми полосками ткани, больше всего напоминали глаза голодного тигра, вышедшего на вечернюю охоту и неукротимого в своей свирепости. Ничего иного, примечательного по своей сути, не обнаруживалось в пришельцах, просто они были совершенно иными по сравнению со всеми разноплеменниками, встречаемыми нами в столь длительном путешествии по неведомым землям. И вот, трое весьма необычных людей подошли к нам с явным, но неизвестным до поры и оттого наполненным опасным предчувствием, намерением, и мы стали настороже. Охранники наши, возглавляемые доблестным Зияутдином Абу-ал-Фазлом, или, по-нашему, Зияутдином Жезлом Непобедимым, стянулись в кольцо, окружив меня, главного караванщика и нашего несчастного проводника, все еще подверженного неизвестному и весьма мучительному для него приступу, и хотя и не вынимали кривых своих сарацинских сабель и тюркютских ятаганов из ножен, но красноречиво держали руки на их рукоятках, а пикейщики столь же выразительно облокотились на свои преизрядно длинные копья, сверкающие на утреннем солнце плоскими и зело острыми наконечниками. Таким образом, войско наше, хотя и было малочисленно, отнюдь не выглядело слабосильным и легко побеждаемым, впрочем, явной опасности пока что замечено не было.
Подошед к нам, все трое странных посланцев остановились в некотором отдалении от меня и моего эскорта, и изрядное время происходило полное и нарушаемое лишь животными и естественными звуками противостояние, и хотя наши люди были наизготове, они не предпринимали никаких действий, замерев как статуи в предивном, но лежащем ныне в совершенных развалинах и мерзости запустения, древнем городе Фивы, где, говорят, родился один из главных египетских и многие набатейские боги и богини, что, однако, вызывает сомнение, несмотря на заверение самых авторитетных исторических авторов, упомянуть хотя бы Страбона и Платона, ибо города, вниманием высших божеств обласканные, не становятся столь легкой добычей происходящих из пустыни неотесанных варваров, каковая судьба постигла священные Фивы. Причина же, по которой мои люди выказали такое похвальное воздержание, заключалась в моем строжайшем наказе не двигаться с места, что бы ни случилось, до тех пор, пока я самолично не отдам приказа действовать. Посланцы действовали почти также, видимо, сговорившись об этом загодя, так как незаметно было, чтобы между ними происходили переговоры. Допустимо, однако, что они общались между собою и без языка, а наподобие примитивных народов - знаками, сложенными из пальцев рук, вестимо, что многие из них умеют складывать знаки так быстро и виртуозно, что постороннему наблюдателю нипочем не догадаться о том, как на его глазах ведется оживленная беседа владеющих этим искусством людей. Однако же молчаливое стояние наше продолжалось довольно долго, пока я не решил перенять инициативу в свои руки, ибо конца молчанию до той поры не предвиделось. Я же решил, по примеру прочих опытных и искушенных в приключениях путешественников, обратиться не к кому-то из троих, ибо не мог выделить кого-либо первенствующего, а сразу ко всем, имея в виду не только странника и его спутников, но и все население оазиса, чтобы ненароком не причинить неумышленной, а только одним недоумением производимой, обиды как никому из посланцев, так и никому из жителей вообще, поскольку где-то за стенами наверняка скрывались люди более высокого звания и положения, нежели явившиеся, и быстро в уме составил подходящую к случаю речь о трех частях, решив изложить ее не менее чем на трех языках, во избежание вышесказанного казуса. Итак, первая часть должна была содержать приветствие, направленное ко всем людям, находящимся в то самое время в оазисе, как в нем живущим постоянно и владеющим им, так и к тем, которые могли находиться там временно, положим, как наши караванные люди или, что казалось более соответствующим и более опасным, наемные воины, отменные в бою и не связанные обетами послушания и невреждения в данном месте. Здесь нужно было высказать традиционное у всех ведомых мне народов пожелание здоровья, не забыв упомянуть, что речь идет не только о здравии собеседников, но и их родственников и свойственников. Во вторую голову следовало поставить пожелание, изложенное в самых искренних и воодушевленных словах, которым призывалось увеличение многочисленности столь ценимых пустынниками стад скота - овец и верблюдов, ибо это главное имущество и благосостояние в тех диких краях, что вполне объяснимо, ведь в голодный год златом и каменьями, а также прочими высоко ценимыми в иных землях товарами, сыт не будешь, и от скота зависело не благополучие, а самая жизнь людей. А поскольку мы пребывали в оазисе и составляли разговор с его насельниками, требовалось призвать неиссякаемую способность для водяного источника, составляющего его центр, сердцевину и основу, на которой, собственно, зиждется все существование его жителей. Призывая благости на прочие стороны состояния, требовалось пожелать владетелям этого места многих и многих сыновей, которые станут их отрадой в юности и опорой в старости, желать же многих детей вообще или упоминать дочерей не стоило, ведь в пустынных краях ценности у женщины, как таковой, нет вовсе, разве что дочь владетельного князя и вождя может сгодиться для какого-нибудь династического брака, при помощи которого можно упрочить свое властное положение или получить некие иные блага, наподобие доступа на пастбища или к источникам, однако даже на такую малость особенно рассчитывать не приходится, ведь женщин обыкновенно много и избыточно, а если не хватит надлежащей в подобное время, на рынке в той же Медине всегда найдется молодая и выносливая рабыня, за которую можно нанять исправного воина для несения караульной службы на три года, а если снабдить его палаткой да верблюдом, так и вовсе поселить его в оазисе, приняв подходящую к случаю клятву от служилого человека на добросовестное и честное несение этой службы.