Воистину, Ригведа, неизвестно кем сочиненная, провидчески воскликнула за много веков до того:
Где блестящее собрание героев,
Сыновей Рудры на сверкающих скакунах?
Рождение их - тайна для смертного,
Только они сами об этом знают.
И я задавался тем же вопросом, переходя от одного селения к другому - где же герои этой земли и куда канули они, построившие величественные храмы, создавшие Махаяну, Махабхарату, Артхашастру и Кама-Сутру? Отчего потомство их не более, чем выродившиеся царьки, восседающие на своих тронах лишь в силу привычки, а не по необходимости того, неспособные даже приказать, не упоминая даже о невозможности изменить состоявшийся ход вещей, заводящий народы все далее и далее в пучину бесславного исчезновения в исторической бесконечности, либо утратившие самодостоинство черви, которыми помыкают все, кому не лень, и которые смирились со своей участью? Отчего мудрецы сего народа, проникнувшие мыслью и взглядом за пределы мира и достигшие истока истоков, не имеют желания открыть истину всем нуждающимся? И я шел, и искал ответов.
Знай же, что по миновании времени героев, которые олицетворяли силы борьбы и созидания, а также служили заводною пружиною всего круговращения бытия, отчего история тех лет напоминала кипящий серебряный котел, в коем бурлила кровь, щедро сдобренная тропическими пряностями, иные властители дум пришли на смену уставшим от борения творцам и воинам, и они стали исповедовать доктрину о необходимости собственного, и только своего собственного, очищения в целях личного возвышения и приобщения к божественному состоянию. В таком положении им уже не было необходимости, а главное - отсутствовало вообще желание окружать себя единомышленниками дабы передать им свой бесценный опыт возвышения. Вместо того они распространяли кругом дух уныния, заставлявший замыкаться в самих себе людей, способных к размышлению и самосозерцанию, и это поветрие исходило от них вроде болезненного исчадия, заражавшего восприимчивых к нему, и те уходили внутрь себя и отказывались как либо влиять на мир, кроме разве что изложения открывшихся им истин путем поэтическим. Длительное время и я отдал изучению этой ступени самосовершенствования, хотя в конечном итоге в какой-то части и отказался от нее.
Суть же учения, по моему убеждению едва ли не погубившего великий народ, заключается в следующем. По их разумению, жизненное существование человека в целом предопределено: его душе предстоит бесчисленно умирать и возрождаться, воплощаясь в разные живые существа, в зависимости от того, насколько он следовал в течение жизни принципам негреховного существования. И если жизнь его состоялась с малым числом и тяжестью грехов, он имеет возможность при перерождении воплотиться в существо высшего порядка, а в итоге даже влиться в Атман, где в едином разуме и совокупном экстазе вечного блаженства нирваны слились сущности выдающихся людей, достигших просветления и ставших Буддами, в противном же случае душа человеческая обречена на новое перерождение, возможно даже в форме низшего существа, а не человека вообще, чтобы заново терпеть невзгоды и мучения в надежде добиться освобождения от оков круговорота бытия.
Причинами же круговорота бытия являются омраченные действия, содеянные человеком по недомыслию или же намеренно, причем как умственные намерения, так и осуществленные акты, произведшие некие действия, и скверны, преследующие его из прошлой жизни. Устранением причин сводятся на нет омраченные совокупности, а освобождение от них приводит к исчезновению связанного с ними страдания. Таково освобождение, которое может быть двух видов: освобождение, заключающееся просто в уничтожении всех форм страдания и их источников, и великое, непревзойденное освобождение, состояние Будды. Первое - это уничтожение всех обусловленных сквернами препятствий на пути освобождения от круговорота бытия, но не препятствий к прямому постижению всех объектов познания. Второе - это наивысшая ступень, полное уничтожение как скверн, так и препятствий к всеведению, что и объявляется конечной и наиболее желанной целью всего существования человека, к чему устремились многие из лучших людей страны.
Однажды, по прошествии многого времени и преодолев многочисленные препятствия пути, которым я обязан был близким и не всегда благополучным знакомством с тайфунами и муссонными ливнями, вязкой грязью дорог, острыми камнями горных троп, от которых не спасала никакая подошва, впрочем, обувью к тому времени я уже давно не пользовался, как предметом излишним и от размышления отвлекающим, я пришел к дереву арче, известному в той местности своим возрастом, огромным размером и тем, что у его ствола, покрытого натеками коры, как натруженные руки вздувшимися венами, проповедовал некий гуру, имя которого пред посторонними не открывалось - сам он имени своего не произносил; местных жителей, жертвовавших ему пропитание и скудные одежды, имя его не интересовало, ибо в стремлении к самосовершенствованию и в надежде избегнуть превратностей судьбы, обманув ее якобы участием в благом деле, они точно так же жертвовали бы любому блаженному, вздумавшему остановиться для благовествования именно под этой арчей, впрочем же - как и в любом другом месте; ученики же обращались к просветленному почтительно: "Учитель", как и я некоторое время именовал его, почитая собственным духовным наставником и пытаясь воспринять от него мудрости и постигнуть объявляемый им духовный путь. Учение его состояло в необходимости расторгнуть круг перевоплощений, в котором, как он был убежден, но ничем сие подтверждать не имел возможности, были изначально закрепощены человеческие души, его в том числе. На этом пути каждый из адептов, взыскующих освобождения, движется самостоятельно и разобщенно, так что его учение разительно отличалось от всего того, что я видел и постигал ранее - ни о каком единстве людей, объединенных общей идеею и действующих совместно, даже и речи не было. Каждый сам по себе на пути совершенствования, каждый одинок и самодостаточен в открывании сего пути, и лишь к учителю, ушедшему на этом пути, следует обратиться за советом и правилом, после чего вновь практиковать индивидуально. В значительной степени именно это привлекло меня к пути просветления, ибо к тому времени я уже постиг, что исправить людей и улучшить этот мир никаким учением неспособно, ведь корень зла в природе людской, а не извне, и одолеть его неспособно, покуда сам носитель зла не осознает его и не поймет необходимости борения его; а чего бы ему стремиться к самосовершенству, ежели его дурные привычки и болезненные страсти дарят ему наслаждение сейчас и здесь, а что там будет в будущем, так кому сие ведомо?! Идея же, следуя неким правилам, улучшить самого себя настолько, чтобы одолеть высший уровень существования, создать, так сказать, самому себе персональный Эдем и бесконечно наслаждаться им, весьма и весьма привлекала меня, ибо представлялась достижимою без каких-либо дополнительных условий, в частности - без нужды заботиться о духовном развитии ближнего своего.
И я стал приходить к многолетней и древней арче, и садиться под нею ежеутренне и ежевечерне, дабы выслушивать суждение гуру о практике самосовершенствования, и стремился следовать ему. В те поры я уже давно отринул стяжание в качестве желанной цели и смысла самого существования своего, и оставил имущество свое на усмотрение семьи и близких родичей, не взяв с собою более необходимого, кроме одежды, бывшей на мне. Питался я дикорастущими плодами земли или же, по временам, с благодарением довольствовался подаянием местных доброхотов, радых выслушать повествование о моем путешествии и новости из других мест, коих они были совершенно лишены в силу их собственного домоседства. Плотские же желания, обуревавшие меня во время оно и требовавшие удовлетворения, покинули мои мысли и если и тревожили меня, то лишь где-то на крайней кромке сознания, слабым следом напоминая о том, что и эта часть жизни мною уже прожита и пережита, хотя плоть еще и не совершенно умертвилась. Иначе говоря, мне казалось, что земной путь мною пройден полностью и до конца, и я готов вступить на вышний путь совершенствования души, и идти по нему, и нуждался лишь в духовном руководстве, без которого чувствовал себя как бы в густом тумане, когда даже верного направления движения не определить без подсказки извне - звука колокола или света костра.