Кусуда же, хотя и фыркал недовольно, видом напоминая камышового кота, злобного, свирепого и трусливого, обычного обитателя болотистых равнин, изобилующих птицей и рыбою, где для пропитания отнюдь не требуется устраивать сражения и открыто биться за кусок мяса, а вполне достаточно одного только хитрого посягательства из засады, внимал мои словам, а не велел немедленно исколотить меня палками по животу после еды, как то повсеместно принято у ханей, или палками по пяткам, как это в обычае в Ямато, отчего я осмелел и продолжал увещевать его:
- Говорят, вкус яблока не познаешь, с древа его не сорвав и не распробовав. Вот, слышал я, есть неподалеку от древнего Киото селение ямабуси, которые более нигде не живут и пределы своего места не покидают никогда, и означенные люди, будучи просветленными во многих таинствах, открывают присущее им знание лишь тем, кто к ним сам добирается, многие препоны в пути преодолевая. И мне видится необходимым с мудрецами из ямабуси повидаться и в дискутацию вступить, ибо во многое понимание они проникли глубже и основательнее, нежели многие прочие, а для сего дела пересечь море есть наипервейшая надобность, о чем я вынужденно прошу вашего добродетельного вспоможения. Знамо мне, что ямабуси почитаемы, как мистики, но неведомо, что разумеется под именованием таким. И волнительно определить, как монашество осуществляя и чин воздержания и невреждения поддерживая, они деятельность ведут по мере надобности, и когда потребно - воителями становятся, подобно некоторым йогам в Раджпутане и ламам в Тибете, которые, впрочем, почитают принцип целесообразности превыше ценности жизни и здоровья того, кто сему принципу противостояние учиняет. Слышал я, что самоназывание их перелагается как "Братья Отшельники" и они претендуют на владение магическими искусствами, и живут в убежищах в горах и скалистых отрогах, откуда они выходят, чтобы предсказывать судьбу, писать заклинания и продавать амулеты, они ведут таинственную жизнь и не допускают никого к своим тайнам, кроме как после утомительной и трудной подготовки постом. Но никому не довелось определить, откуда адепты ямабуси прибывают - приходят ли сами по себе и по внутреннему зову, или же рождаются среди самих насельников, а может, рекрутируются как-то еще, и все перечисленное, и многое неназванное предстоит мне постигать в скором будущем, если буду я допущен на борт "Нихон-Мару" за способствование благополучному плаванию ее всеми моими скромными силами, невеликими умениями, да за подробные рассказы за трапезою, если условия плавания сему возражать не намерятся.
- Ах, хитрый барсук! Ах ты, лис-оборотень! - вскричал Кусуда в притворном гневе. - Воистину же сказано: сердитый кулак не бьет по улыбающемуся лицу! В моем бедственном положении ты, оборванец, явился мне расположением судьбы. Открылось мне - разговор с тобой имеет более высокую цену, нежели плата за твой проезд и кормежка из общего котла. Ты послан мне свыше, а не взять же то, что даровано Небом, значит себя наказать. Почитай себя уже на моем корабле без всякого рода мзды за то, лишь поклянись тем, что превыше всего для тебя, что ежевечерне или как прикажу, станешь разделять со мною пищу и, набивая утробу по своему усмотрению, упиваясь сливовым вином из капитановых запасов, не предашь забвению обета своего подробно излагать странствие свое к обоюдному нашему удовольствию.
- Быть по сему, - отвечал я. - Что же до особенностей беседы нашей - пусть лишь погода благоприятствует ей, иных же препятствий не усматриваю я.
- О беде положено говорить тогда, когда она случается, так что не зови демонов, дабы не пришли на невольное твое призывание. Благоволением Аматэрасу-Оомиками мореплавания мои завсегда были благополучны, не считая убыточных простоев под погрузкой, но ни морские разбойники, ни тайфуны, ни цунами не нанесли мне ущерба и все мои корабли дошли, куда положено им, а что до матросов, волнами смытых, так в том их жизнь и состоит, и опасностей морского плавания никто не отменял. Не то важно, может что-либо произойти или не может, - все может произойти. Как говорит книга Ну - важно лишь значение происходящего. Но скажи мне, о сладкоречивый, что гонит тебя по свету, ведь твоей учености вполне достаточно для того, чтобы иметь кусок хлеба и не отходя далее пяти шагов от порога дома своего в тенистом саду?
- Ах, Кусуда-сан! Есть ведь такие люди, которые, находясь в дороге, не покидают дома. И есть такие, которые, покинув дом, не находятся в дороге. Я же вынужденно оставил дом свой, содержимого которого достаточно для того, чтобы приобрести сто таких кораблей, как ваш, и сто команд, таких, как ваша, и сто капитанов, таких, как вы сами! Но есть жажда, которую не утолить всеми винами, созревающими в твоем винограднике, и есть алчность, что не удовлетворить, даже наполнив золотом сто комнат дворца моего, и есть любострастие, которое все наложницы двора моего, гуриям подобные, якшинями живущие, не могут насытить, а лишь то неведомое и неосязаемое, что одно только возможно для успокоения души, и лежит оно неведомо где, но нет способа избегнуть и не искать того, а потому я в поиске и в пути провожу дни свои.
- Что ж, сад истины всегда окружен стеной, а плоды ее собрать не так-то просто, иначе же все стали бы мудрецами и некому, с согбенной спиною, возделывать поля и дробить камни для мощения дорог. Взойди же на мой корабль в назначенное время, и я доставлю тебя к заветным берегам.
23
Случилось так, что милостью судьбы и благоволением достославного Кусуда-сан, капитана корабля "Нихон-Мару", положенное время спустя, влекомый попутными ветрами, пересек морские преграды и высадился в порту приморского города в заливе Идзумо в Ямато. Страна эта оказалась даже отдаленно не такой тучной, как все, что приходилось пройти мне ранее, и насельникам ее каждый кусок пищи, каким скудным не был он, доставался многими и целенаправленными усилиями, кои многие поколения изо дня в день вынуждены были прикладывать для того. Даже в стране Хань, изобильной населением сверх всякой меры, возможностей для пропитания складывалось много больше, хотя бы по той причине, что пахотной земли в ней также преизрядно. Здесь же я нашел в достаточном количестве одну только горько-соленую воду морей, всего остального был недостаток и бедность. В тоже время, искусность мастеровитых людей в тех краев превышала возможные пределы человеческих способностей, ибо в каждой самой наинезначительной вещи или самом обычном предмете видели они сферу приложения сверхъестественных усилий, отчего вышедшие из-под их рук изделия оказывались исключительно замечательными. Главной мудростью, пропитывающей все их дело, почитали они ту, которая утверждала: Мастерство проявляется лишь в ограничениях; тем самым добровольно принимая на себя некие границы, в которых должно было воплотиться их творение, а какую-либо деятельность вне всяких границ они не принимали вовсе. Совершенство виделось им не в отсутствии изъянов и не в идеальной форме, как то принято у других народов, а в отсутствии совершенства - так, обыкновенную чашу для церемонии питья чая, о чем скажу позже, они делали негармоничной, но так изысканно, что от этой неправильности формы происходило душевное движение, наполнявшее человеческую сущность восторгом и умилением. Материалом же для них служило почти что любое, встреченное ими вещество, причем действительно дорогих металлов и камней они не почитали, главным же образом потому, что земля их на удивление обеднена и золотом, и серебром, и рубинами, и алмазами, так что многие про то никогда и не слышали, зато благодатна перламутром и жемчугом, в малом количестве, но высокого качества железом, благоуханным деревом кедра. Вообще-то, мастера той страны готовы были употреблять всякий любой материал, невзирая на его стоимость и редкость, лишь бы он соответствовал своему назначению, и во множестве использовали и рисовую солому, и бумагу, и обрезки кости и самые малые куски древесины, и простые камни, окатанные морскими волнами, и глину, и бамбуки, что во множестве там произрастают, и изо всего этого выделывали удивительные предметы.
Доводилось видеть мне в тех землях базарную торговлю, коя ни в малейшей степени не уподоблялась ни цветистым, грязным, обманным восточным базарам, ни унижающим человеческое достоинство рабским рынкам Хартума, ни индийским торговым улицам, в которых золотое изобилие соседствовало с блуждающими священными коровами и умирающими с голоду людьми из неприкасаемых, ни многим прочим другим. Здесь же мне не повстречалось ни одного действительно большого торжища, хотя торговля велась и весьма оживленно. На углах узких улочек торговали чашками риса и щепотками немногих специй, обычно употребляемых в еде, квашеною редькою и соей, уложенных в пакеты из зеленых листьев, торговали увязанными в соломенные корзиночки яйцами и сухими рыбами, осьминогами и ракушками, как свежевыловленными, так и высушенными по местным рецептам, и листами сухих водорослей, в кои они заворачивают рыбу и рис, и так едят, стопы которых издали напоминали зеленые книги, которых они, впрочем, в таком виде не разумеют, а все их сочинения излагают свитками, бумага же для этого качеством весьма хороша. Продавать же ремесленные изделия на рынке они почитают излишним, полагая справедливо, по малости народонаселения, что не мастер идет к покупателю, а наоборот, покупатель, имея намерение то или иное искусное изделие (а других среди них не водится) заполучить, обязанность имеет идти к нужному мастеру, дабы удовлетворить желание свое в нужной вещи.