Финальным аккордом углядел Шеста, стоявшего у противоположной обочины и эпично тянувшего костлявую длань к непонятному. Теоретически — к горизонту. Я посмотрел, приподнимаясь… и невольно пружиной развернулся по вертикали.
Организм охнул, функция взбрыкнула, боль прояснила картинку. Но сейчас не до нее. Пару шагов к тощему лишь усугубили видение. За брусчаткой дорожки проявился пологий спуск к развороченной набережной — с широким изгибом, некогда облагороженным плиткой, и декоративным заборчиком. Вдали, где серость сливалась с тенями, изгиб набережной терялся в смутных очертаниях городских развалин. А мы вроде как в пригородной черте, в местечке для прибрежного отдыха, если правильно идентифицировал ряд обветшалых построек.
Но то херня — предварительный антураж. За щербатыми сколками берега короткий обрыв переходил в бескрайнее иссушенное дно — холмистую беловато-серую пустыню, усыпанную мусором. Ржавыми монументами виднелись несколько корабельных остовов — лежали живописно, оттеняя барханы. С виду, что-то из грузовых плавсредств — массивных и громоздких, темневших вскрытым нутром.
И опять же не главная вишенка. Ближе к горизонту дно терялось в стене песчаной бури, если уместно сравнение для пылевой взвеси, отстреливавшей коричневатые языки к небесам. Из взвеси торчало нечто металлическое — вроде гигантского диска, воткнутого в бывшую лагуну. Нижнюю часть скрывала беснующаяся пыль, верхняя, приплюснутая тускло поблескивала технологичным орнаментом. Разбитым, оплывшим, смазанным временем, но орнаментом.
Приближаться к этому не хотелось. Никак. Хотя функция равнодушно помалкивала, точно непомерные фрисби, заслонившие горизонт, в порядке вещей. Уверен — любого приблизившегося ждет смерть. И не факт, что от прообраза вечной бури.
— Что это? — Тощий опустил руку. На окровавленном лице характерно выделялись пятаки удивленных глаз. Не, сказано мягко — охреневших глаз, так точнее.
— Сам удивлен, не поверишь, — пожал я плечами и поморщился. Хреновина торчит в иссохшем море достаточно давно и на берег не собирается, а нам потребно выжить.
Шест эпилогом задрал голову и присмотрелся к небесам. Поплыл касатик. Но сентенции верные — нечто пришло сверху и вряд ли вылезло снизу. Почти научное обоснование, да. А могу и ошибаться — больно уж режет глаз картинка. А пытающийся осмыслить мозг тихо сдает позиции. Предполагать не стану, а значит что? Сами же знаете.
— Проверь груз, — подал я спасительную мысль бойцу. Если нам что-то продырявили, а нам непременно что-то продырявили, хочу знать и реагировать.
— Еб… — Шест обернулся и осознал. Заковылял к Марте, являя лик тревожный и сомнительный. Но я отметил радостное — боец на ходу, раны подсохли и можно вернуться к женской части коллектива.
Ива вздрогнула при моем приближении и, не смотря на физический протест кулинара, попыталась привстать:
— Вывела их командир… Я вывела их…
— Фрау? — задал я справедливый вопрос.
— Забила зеленкой все щели, — отрапортовала кулинар, с трудом фокусируясь. Крыса издала непонятный звук.
— Тогда почему она звучит так драматично? — высказал я непонимание. Прям королева фильма, где никто нихрена не уезжает в прекрасный закат.
— Стебется, — прохрипела мелкая. — А у меня дыра в боку, командир.
— Ива, ты стебешься? — спросил спокойно. Надо выяснить, согласитесь. Санитарка кашлянула и взглянула несколько осмысленней. Адхары потянули тельце из пропасти. Хорошо.
— Прошу… повторить… вопрос, — смогла сказать девушка. — Отходила.
— Говорю же. — Крыса выпустила из руки Малюту и удивленно посмотрела на ладонь.
Несколько минут потратил на то, чтобы достать из запасов пару мед-пакетов и блистеры с био. Заткнул возражения дам, и оказал им посильную помощь — накинул бинтов в положенном и забил зеленку в нужное. Замес терпеливо провожал взглядом мое курсирование.
— Потратил? — спросил его попутно.
— Карман прострелили, — ответил он, кренясь. И получил тройку био. Живи боец, одно прошу.