Испытала, но не испугалась.
И даже не закричала.
Ею владела твердая уверенность, что для этого, вот примерно для такого, она, Василиса Емельяновна Богатеева, и была рождена.
Ближайшие сорок минут всё шло хорошо.
Дядя Толя поднял «Кассиопею» в воздух, набрал высоту, прошел атмосферу и без особых перегрузок, щадя Василису, вывел флуггер на опорную орбиту.
— Первый раз в космосе? — спросил дядя Толя Василису, когда та выказала начальные признаки адаптации к новой реальности.
— Где? — спросила Василиса, быстро-быстро хлопая ресницами. Она пока еще даже не осознала, что на борту флуггера наступила невесомость.
— Ну, в космосе. Здесь нет воздуха, очень холодно и тело ничего не весит.
— Ну да, да… — пробормотала Василиса. — И пить хочется в этом вашем космосе. Брусничного бы кваску…
— Возле твоей правой руки панель. Найди кнопку, на которой нарисована бутылка. Возьми в рот поилку. Польется лимонад. Это, конечно, не брусничный квасок, а химия, от которой даже у пиратов дупы синие, но все-таки.
Василиса проделала манипуляции, напилась сладкой газированной воды и радостно причмокнула:
— А что, в этом твоем космосе, дядя Толя, поят от души…
— Ну слава Богу. Засим довожу до твоего сведения, Василиса Емельяновна, что мы находимся на высоте сто девяносто километров, на опорной орбите. И что ты можешь сейчас спокойно поспать часок-другой. А я буду думать.
— О чем, дядя Толя?
— О том, как нам с тобой жить дальше. Куда лететь, с кем дружить, а от кого бегать.
— Хорошее дело! — зевнула Василиса и погрузилась в сладкую дрему.
Она была девушка деревенская. Привыкла ночью спать, а днем работать.
Когда Ветеран и Воевода добежали до места, с которого открывался хороший вид на отмель и — до самого недавнего времени — на трофейную «Кассиопею», флуггера уже и след простыл.
Даже в масляно-желтом свете полного Ульгеня — местной луны — было видно, что побег дался машине ой непросто!
Песок на пляже был разметан до самого гравелита. Сам гравелит местами растрескался от перегрева, встопорщился, распался на глыбы с острыми краями.
Коряги, плавник, водоросли — всё это беспорядочным валом, наметенным реактивными струями, громоздилось вдоль приплеска.
Поодаль, в позах эмбрионов, спали озябшие, сморенные зельем стражи Ракло и Черноус.
— Это кто ж у нас такой умный, а? — Задумчиво промолвил Ветеран и нахмурил брови. — Неужто это тот, последний, который через Савельев брод в лес сбежал? Вышел из леса и флуггер наш увел? Говорил я, что надо на него облаву устроить! Дважды сжалились над ним, выходит, его боги.
— Выходит, так, — согласился Воевода. Он еще не знал, что на «Кассиопее» улетела с Таргитая его просватанная красавица-дочка. (Записку с ее объяснениями и прощальными словами он отыщет лишь поутру.)
— А ведь завтра к нам покупатель из Усольска нагрянет, — напомнил Ветеран. — Неудобно перед Пахомом получается.
— Неудобно, — согласился Воевода.
— И что же делать будем?
— Продадим ему что-нибудь другое. Вот, к примеру, машины эти ихние. Одну, вестимо, себе оставим. А другую и продать можно…
— Флуггер и багги — можно подумать это одно и то же, — проворчал недовольный Ветеран.
В отличие от Воеводы, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что от него упорхнули в стратосферу несколько сотен тысяч терро.
К счастью, Ветеран был человеком идеи, искренним бессребреником. А потому мысль о дезинтеграции чемодана денег отнюдь не свела его с ума.
— А что перед покупателем неудобно, — докончил Воевода, — так с младенчества знаю я этого Пахома, сына Куркулева. Мутный он, и на руку нечист.
Глава 8
«Алые Тигры»
Февраль, 2621 г.
Орбита планеты Таргитай.
Система Дена, держава Большой Муром.
Долго Василиса не проспала. Через полчаса сон как рукой сняло.
Может, причиной было то, что дядя Толя постоянно чем-то пиликал и бибикал (Василиса пока еще не вполне четко запомнила, что этот прибор называется рацией).
А может, всему виной была такая непривычная невесомость. От нее даже сердце как-то по-другому стучало. И мысли в голове вроде как замедлились.
— Дядя Толя, у меня такое ощущение, — пожаловалась Василиса, — что я вишу вниз головой. Как-то очень много крови в ней теперь!