Засовы поддались легко, но герметичная дверь не поддалась, вероятно, запертая снаружи. Проклиная свою, да и генерала, «хитрость» приведшую к такому хреновому финалу, Вадим чуть не заплакал от злости…
— Почему нас не хотят выпускать? — растерянно обратился Май к, повернувшейся к ним спиной, девушке. — Мы же…
— Говорю же — удобный повод… отправить нас наконец… на тот свет… — тяжело набирая непослушный воздух, произнесла та. — Потом спишут…. на твоё же неумелое обращение с… оборудованием… Я тоже, не так хотела… сдохнуть… Неужели я… ошиблась!? Господин полковник…
Хотя сердце уже и так молотило лошадиными копытами, Вадим, зажимая уши руками и не в силах закрыть непослушные глаза, попытался «уйти» внутрь себя…
Страшная силы ярость и злость переполняла его, не давая задуматься над болью… Он горел внутренним пламенем, плавившим его кости, истончавшим, оплетенные рвущейся сетью нервных волокон, мышцы и кожу… Жгучая кровь выкипала, брызжущими фонтанами пронзая кровеносные сосуды… Но сердце вдруг вырвалось из горла и, беснующимся виртуозом, сыграло, наконец, свою ударную импровизацию….
Исчезло всё. Время стало пространством, а последнее застыло дрожа. Невероятное барабанное соло било по «струнам» и неслось сквозь все одиннадцать измерений. Его нельзя было не услышать и не понять… Только молчали смеющиеся создания. Да и не смеясь уже вовсе, отчаянно обмениваясь вариациями, пытались найти ответ… И когда уже тело полковника О упало на пол, его сознание, уловив чьё то знакомое присутствие, перестало тратиться на дурацкие «вопросы» и, финальной кодой–крещендо разорвав сумеречную ткань, почти дотянулось…
…Резкая смена давления полоснула внезапной болью на миг, заставив Вадима придти в себя. Невольно открыв глаза, он бы скривился, если бы повиновалось ноющее лицо, но сквозь колыхание каких–то мерзких красноватых клочьев неожиданно блеснул свет…
Удерживая себя на краю пустоты, полковник смог повернуть голову. Он по прежнему лежал на керамическом полу, запрятанной на нижних уровнях тюрьмы, допросной камеры, и по прежнему стены окружали его… Но, вместо увешанного лампами и следящей аппаратурой потолка, над ним, срезанным наискось неглубоким колодцем, продолжали тянуться вверх стены… Тянулись невысоко — десяток этажей верхних уровней здания и сотни тысяч тонн бетона и металла исчезли, открывая ему, освещённое Этой, утреннее, блёклое небо. Ему почудились залпы салюта, весёлые голоса и запах покрытых росой цветов… Ещё померещилось, будто огромный косой парус плывёт по небу уходя за края «колодца»… Вадим всё–таки не удержался на краю и рухнул вниз…
Глава 26
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
… — Покой… — думал полковник О. — Это то ради чего мы тратим всю свою жизнь и силы… Чтобы насладиться покоем, мы стремимся к звёздам… Мы сражаемся — чтобы обрести покой… Мы живём, мечтая о том времени, когда можно будет спокойно насладиться плодами своего труда, в чём бы они не выражались. Некоторые не успевают, и следующих жизнях продолжают земную суету — в поисках покоя… Может проще с самого рождения ничего не делать? Лежать себе на кровати… и всё…
Он часто лениво изощрялся в подобной «казуистике», разглядывая сквозь большое окно стволы деревьев. Палата находилась на втором этаже неизвестной ему больницы «какого–то Перкинса», и поэтому начала усыпанных мелкими зелёными листьями ветвей начинались гораздо выше его окна, закрыв тенью всё открывающееся до забора пространство. Оставалось смотреть или на него или на стволы. По крайней мере, это была не тюремная территория. Но, тем не менее, скучно ему не было.
С того момента, как закончилась непосредственное пребывание в «реабилитационной машине», и его перевели в обычную палату, посоветовав поменьше пока ходить, его навестили человек тридцать. К слову далеко ходить всё равно бы не получилось- сразу за крепкими дверями находились не менее крепкие ребята, похожие в своей настороженности на служебных овчарок. Но он и не хотел ходить- к нему ходили, этого хватало…
От врачей, с огромным подозрением разглядывающих его ЯР — томограммы, постоянно таская к нему в палату тяжеленное оборудование, и пожилых пси–корректоров упорно что–то не понимающих… До всё тех же следователей и представителей некоторых «правительственных организаций» с не меньшим подозрением слушающим его пространные ответы на их конкретные вопросы, но весьма вежливо надо сказать. Приходили и представители Дома Арнгейм в лице Эрнста Хенфайгеля и Тода, с некоторым смущением ходящие «вокруг да около»…