– Тише-тише, – постарался успокоить его Колычев, судорожно перебирая ключи. Наконец, один из них, такой же древний на вид, как и сами колодки, подошел.
Не без труда провернув его в скважине, Март услышал легкий щелчок и откинул в сторону верх ужасного приспособления. После чего приятель буквально свалился ему на руки.
– Я знал, я верил, что ты меня найдешь, – едва не плача прошептал тот.
– Ну, а как же иначе? – вздохнул товарищ, помогая Виктору подняться. – И вообще, давай оставим эту часть на потом. Сейчас надо выбираться.
– Я… я могу сам идти, – выдавил из себя Ким и тут же едва не растянулся на грязном полу.
Наверху все было по-прежнему, но вот за дверями, судя по колебаниям «сферы», уже готовился «комитет по встрече». Но теперь, когда Витька был рядом, на Колычева снизошло абсолютное спокойствие. Братишка жив и ничего плохого с ним больше не случится. Он, Мартемьян, этого просто не допустит. И если кто-то решится встать у них на пути… Кто не спрятался, я не виноват!
Перед сараем угрюмо толпились рабочие китайцы, вооруженные всяким дрекольем, а за их спинами стояли с винтовками готовые в любой момент открыть огонь охранники-маньчжуры.
– Эй, ребятки! – выкрикнул им из-за двери Вахрамеев. – Шли бы вы дальше в кости играть!
– Выходите и бросайте оружие! – мрачно заявил самый крепкий из бойцов, лишь немногим уступающий в росте самому унтеру, но лет на двадцать моложе.
– Я так понимаю, добром не разойдемся, – вздохнул дядька Игнат и, неожиданно сунув два пальца в рот, свистнул как настоящий соловей-разбойник.
Ответом ему стала длинная пулеметная очередь. Китайцы, почуяв поток свинца над головами, тут же, не сговариваясь, попадали на пропеченную жарким солнцем землю, а немного замешкавшиеся маньчжуры остались без прикрытия. Вслед за эти последовал ментальный удар от Марта, после чего вышедший на порог одаренный без тени улыбки в голосе пообещал:
– Тому, кто попробует выстрелить, руки оторву!
И как бы в подтверждение его слов в ворота ворвался пикап, из окна которого Горыня выставил свой «Томпсон».
– Не стреляй, капитана! – сдавленно выкрикнул предводитель бойцов Золотого клана, отбрасывая в сторону оружие. – Сдаемся!
– На колени, черти! Руки в гору! Захар, прикрывай, – скомандовал дядька Игнат и принялся собирать вражеские винтовки.
– Солить будешь? – ухмыльнулся Горыня.
– Погутарь мне еще, – беззлобно огрызнулся унтер. – Выедем за околицу, выкинем. Нам чужого не нать.
– Так достал бы одни затворы, и вся недолга!
– Так надежней!
Покончив с этим делом, старый абордажник закинул трофеи в кузов и, внимательно посмотрев на пленников, неожиданно предложил:
– А может, им пальцы на руках поотрубать, чтобы больше не озоровали?
– Это уже перебор, дядька Игнат! – ответил Март, слегка удивленный подобной кровожадностью крестного.
– Ну, а чего? Российского подданного похитили, нам оружием грозились. Стоит ли такое спускать?
– Они в нас ни одного выстрела не сделали. Да и не по уставу. Не полагается пленных калечить.
– Это верно, – согласился Вахрамеев, неожиданно хитро подмигнув Марту. «Так это он жути на азиатов нагоняет, а я купился… силен дед. Ну, раз такая пьянка, то надо подыграть…»
– Проучить, конечно, следует, но не так же… – изобразив суровость на лице, нарочито строго заявил Март.
– А ты что скажешь, Виктор?
– Не надо, – покачал головой едва стоящий на ногах парень, которому было совсем не до театральных представлений. – Если б в бою, тогда и башку прострелить не грех, а так, безоружных…
– Больно добрые вы, ребятушки, – покачал головой старый вояка, после чего обернулся к замершим в ужасе бойцам Золотого дома. – Это что же выходит, вот так запросто их отпустим, безо всякого вразумления и наказания? Непорядок.
Некоторое время он смотрел на маньчжуров, грозно насупив косматые брови, пока лицо его не просветлело. Найдя решение, старшина немедленно взялся за его воплощение.
Обернувшись к замершим в ужасе пленникам, он сказал:
– Благодарите господина Колычева, но вдругорядь, гляди мне, не попадайтесь. Тогда уж пальцами не отделаетесь. Я вам совсем другие места отрежу, чтобы более дураки не плодились! И помните, недопески шелудивые, белый царь ко всякому подданному одинаково справедлив и добр. И к русскому, и к корейцу, и даже к маньчжуру.
Пока бывший абордажник проводил «политинформацию», размахивая для пущего понимания текущего момента пудовыми кулаками, один из грузчиков робко, почти украдкой обратился к нему:
– Господина…
– Чего тебе? – рыкнул на него Игнат.
– Прости, гаспадина, а хань?