В 4 часа утра 22 июня я слышу по радио: только что объявлено о войне с Россией. Дождавшись рассвета, я иду в ангар, где чинятся самолеты, принадлежащие эскадрилье «Иммельман» и спрашиваю, нет ли у них какого-нибудь уже исправного. Незадолго до полудня ремонт одного из самолетов[10] закончен, и ничто уже не может меня удержать. Как полагают, моя эскадрилья стоит где-то границе с Восточной Пруссией. Сначала, для того, чтобы навести справки, я приземляюсь в Инстербурге. Здесь я получаю информацию из штаб-квартиры Люфтваффе. Место, куда я должен направиться, называется Разки и находится к юго-востоку. Я приземляюсь там через полчаса и оказываюсь среди множества самолетов, которые только что вернулись с задания и вскоре снова собираются взлететь после того, как будут заправлены топливом и загружены боеприпасами. Все поле забито самолетами. Поиски моей эскадрильи, которая столь негостеприимно встретила меня во время компании в Греции, занимают у меня довольно много времени. В штабе все заняты полетами и у них нет для меня времени.
Командир сообщает мне через адъютанта, что я должен доложить о своем прибытии в первой группе.[11] Я докладываю командиру группы, который приветствует меня и не собирается становиться в оппозицию ко мне только потому, что кто-то нарек меня «черной овцой». Он скептически относится к тому, что говорят обо мне коллеги в эскадрилье и у меня есть первоначальное преимущество, поскольку он не предрасположен ко мне отрицательно. Я должен передать им самолет, на котором я прилетел из Котбуса, но мне разрешают участвовать в следующем вылете на какой-то совсем допотопной машине. В голове у меня только одна мысль: «Я собираюсь показать вам всем, что я знаю свою работу и ваше предрасположенность ко мне — несправедлива». Я летаю ведомым с командиром группы, который поручает мне следить за соблюдением технических требований. С помощью старшего механика я должен обеспечивать, чтобы как можно больше самолетов участвовало в каждом вылете и также поддерживать связь с инженером эскадрильи.
Во время полетов я как репей прицепляюсь к хвосту моего ведущего, так что он начинает нервничать, не протараню ли я его сзади, до тех пор, пока не убеждается, что я уверенно контролирую свою машину. К вечеру первого дня я уже совершил четыре вылета к линии фронта между Гродно и Волковысском. Русские пригнали сюда огромные массы танков и грузовых автомашин. Мы видим в основном танки КВ-1, КВ-2 и Т-34. Мы бомбим танки, зенитную артиллерию и склады боеприпасов, предназначенных для снабжения танков и пехоты. То же самое — на следующий день, первый вылет в 3 утра, последняя посадка — в 10 часов вечера. О полноценном ночном отдыхе приходится забыть. Каждую свободную минуту мы ложимся под самолет и моментально засыпаем. Затем, если кто-то зовет, мы вскакиваем на ноги, даже не понимая, откуда раздался голос. Мы движемся как будто во сне.
Во время первого вылета я замечаю бесчисленные укрепления, построенные вдоль границы. Они тянутся на многие сотни километров. Частично они еще недостроены. Мы летим над незаконченными аэродромами: там — только что построенная бетонная взлетная полоса, здесь уже стоят самолеты. Например, вдоль дороги на Витебск, по которой наступают наши войска, находится один из таких почти законченных аэродромов с множеством бомбардировщиков «Мартин». Им не хватает либо горючего, либо экипажей. Пролетая над этими аэродромами и укреплениями, каждый понимает: «Мы ударили вовремя… Похоже, Советы делали эти приготовления, чтобы создать базу для вторжения против нас. Кого еще на западе хотела бы атаковать Россия? Если бы русские завершили свою подготовку, не было бы почти никакой надежды их остановить».
Наша задача: атаковать противника перед ударными клиньями наших армий.
На короткое время мы стоим в Улла, Лепеле и Яновичах. Наши цели всегда одни и те же: танки, машины, мосты, полевые укрепления и зенитные батареи. Иногда в списке целей появляются железнодорожные станции или бронепоезда, которые Советы пытаются использовать для того, чтобы поддержать артиллерией свои войска. Сопротивление перед нашими клиньями должно быть сломлено, для того чтобы увеличить скорость и усилить наше наступление. Оборона на разных участках разная. Наземная оборона значительна, от огня из стрелкового оружия до залпов из зенитных орудий, даже если не упоминать пулеметный огонь с воздуха. У русских только один истребитель — И-16 «Рата»,[12] сильно уступающий нашему Ме-109. Где бы ни появляются эти «крысы», их сбивают как мух. Они не стали серьезными противниками для наших «Мессершмиттов», но они маневренны и, конечно же, гораздо быстрее наших «Штук». Поэтому мы не можем полностью их игнорировать. Советские военно-воздушные силы, и истребительные и бомбардировочные части подверглись безжалостному уничтожению, как в воздухе, так и на земле. Их огневая мощь слаба, их машины, такие как бомбардировщик «Мартин» и ДБ-3 устарели. Почти не видно самолетов нового типа Пе-2. Только позднее американские поставки двухмоторных бомбардировщиков «Бостон» становятся заметными. По ночам на нас часто совершают налеты маленькие самолеты, цель которых — не дать нам выспаться и нарушить снабжение. Больших успехов они обычно не добиваются. Впервые это случается в Лепеле. Некоторые из моих коллег, ночевавших в палатке, разбитой в лесу, стали их жертвами. Где бы эти «воздушные змеи» как мы называем эти маленькие, опутанные тросами бипланы, не замечали горящий свет, они бросают маленькие осколочные бомбы. Они делают это повсюду, даже на линии фронта. Часто они выключают свои двигатели чтобы затруднить их обнаружение и планируют. Все что мы слышим — это свист ветра в их растяжках. Маленькие бомбы сбрасываются в полной тишине и немедленно их двигатели начинают работать снова. Это не столько обычный метод ведения войны, сколько попытка расшатать нам нервы.
12
Rata (исп.) — «крыса», во время гражданской войны в Испании 1936-1939 гг. франкисты прозвали так советские истребители И-16.