— Нет, мамочка, не знаю, — сказала Марина и вдруг вся вспыхнула: неужели приехал? — Что, Алексей?
Мать посмотрела в насторожившиеся глаза Марины своими радостно-возбужденными глазами и заговорщически сказала:
— Ксенофонт Михайлович приходил.
Марина пожала плечами: чему тут удивляться, он много раз приходил.
— Ну и что?
— Не знаю, как и сказать. Я разволновалась очень. В общем, руки твоей просит.
Марина обняла за плечи мать, прижалась к ней.
— А ты что, мама?
Мать не поймет: рада Марина или огорчена?
— Мама, а ты согласна?
— Доченька, решай сама, как решишь… Я так и Ксенофонту Михайловичу сказала.
— Решила я, мама. Уже решила.
Мать повеселела:
— Вот и хорошо. А я поговорю с отцом, — сказала она, целуя Марину. — Все должно быть по любви, по согласию. Ксенофонт Михайлович — человек положительный, известный… От счастья не бегут.
Марина отступила от матери, поправила прическу и из-под руки посмотрела на нее:
— Что ты, мама…
Ждущий взгляд матери остановился, остыл.
— Мама, я решила ехать в Н-ск, к Алексею…
Мать растерялась:
— Как, все же к летчику?
Марина согласно кивнула. И вот тогда она первый раз услышала от матери тихие, раздумчивые и печальные слова:
— Доченька, у Алексея очень опасная работа. Может случиться всякое… А я-то уж знаю, как детям без отца… Ох как знаю, а твоя бабушка испила полную чашу вдовьего житья.
Марина поняла все. Вот почему Ксенофонт последнее время говорил о долголетней жизни на сцене. Так это он для ее матери. Чтобы она вспомнила пропавшего на войне отца, подумала бы и об Алексее Пушкареве, жизнь которого полна ежедневных опасностей.
Марина выпрямилась, независимо посмотрела на мать:
— Мама, ты знаешь, никто не удержит меня.
— Поступай, как хочешь, но сердце мое терзается. Был бы жив мой папа, я бы его спросила. Сходила бы на могилу и все равно спросила. Только бы знать, где она…
Марина понимала: Ксенофонт, может быть и не желая того, задел самую больную в семье рану.
— Успокойся, мама. Успокойся…
— Как успокоишься, дочка, сердце выстукивает только одно: «нет, нет, нет…»
— Что «нет», мама? Что «нет»?
— Не знаю, доченька, не знаю, — смущенно и путано говорила мать. Она вспомнила просьбу Ксенофонта Михайловича предостеречь Марину от необдуманного, скоропалительного решения, спасти от опрометчивого для человека искусства шага. И ей уже представлялось, как Марина «завянет», как загубит свой талант. — Не знаю, но мне кажется, что-то не так делается. Подумай о своем будущем…
«Подумай о будущем…» Это опять не ее слова. Это слова Ксенофонта, Последним разговором с матерью Ксенофонт только ускорил отъезд Марины в Н-ск. Она стала упрямее, настойчивее. Такой Марина становится, когда ей что-то мешают сделать, решить, идут поперек ее воли. Почувствовав малейшее сопротивление, она тут же мобилизуется. Марина собралась в один день и уехала, написав на вокзале перед отходом поезда письмо Ксенофонту. Много хороших, добрых слов высказала она ему на прощание и только одной фразой, словно бы невзначай, обмолвилась: «Но я все-таки решила съездить в Н-ск».
«Съездить»… Вот это, одно только слово мучило ее сейчас больше всего. В самый последний момент Марина чего-то испугалась, рука дрогнула, и она написала это слово вместо любого другого: «уехала» или хотя бы «ехать». По крайней мере, была бы ясно выраженная определенность, а «съездить» может быть истолковано как угодно, и конечно же Ксенофонт поймет все по-своему. Обрадуется ее возвращению, и тогда, хочешь не хочешь, придется лицом к лицу вести с ним разговор, обременительно-неприятный для нее и безрадостный для него.
Что бы она сейчас не сделала, чтобы только перечеркнуть то, вышедшее из-под дрогнувшей руки слово!
Марине было трудно остаться в Н-ске, она не могла не ехать и в то же время ругала себя за такой внезапный отъезд. Все-таки надо было дождаться Алексея, хотя бы подробнее сказать, объяснить Лене Орловой и Тане Костиковой. Но она не сделала ни того, ни другого. Марина позабыла всех и вся. Ехать! Немедленно ехать! Лететь птицей, бежать… Скорее… Скорее…
Это случилось с ней на квартире у Лены Орловой, когда она смотрела альбом «Фронтовики». Неторопливо разглядывала выцветшие фотографии военных летчиков. Молодые ребята, все в орденах и медалях, то улыбающиеся, то суровые, неприступные. Читала короткие биографические справки, скупые заметки о боях и подвигах. Это были гвардейцы истребительного авиационного полка, солдаты Великой Отечественной. Марина вглядывалась в их совсем юные лица, а в памяти стоял рассказ ее матери, Антонины Ивановны. Горький рассказ о событиях тех далеких и трагических для нее дней. Перед глазами вставала маленькая заплаканная девочка, будущая ее мама, ждущая затерявшегося на войне отца.