Бетман-Гольвег колебался. Ему не очень хотелось восстанавливать Польшу. Но он боялся России. Колебания были профессией Бетмана-Гольвега. Порою оставляла желать лучшего и его осведомленность{12}. Сам император Вильгельм менял решения каждые две недели. После отпадения австро-польского проекта возникла мысль о том, чтобы сделать из Польши полусамостоятельное «государство-буфер». И наконец, было решено создать независимое польское государство.
В ту пору государственные вопросы решались военными людьми. Но и среди них существовали разные мнения. Через военных и вели агитацию — с большим искусством — польские политические деятели. Они уверяли германских и австрийских генералов, что стоит центральным державам восстановить Польшу, как сотни тысяч добровольцев хлынут в армию с разных концов Царства Польского. Им удалось убедить в этом фельдмаршала Безелера, германского генерал-губернатора Варшавы. Фельдмаршал доложил императору Вильгельму, что провозглашение независимой Польши может дать центральным державам восемьсот тысяч польских солдат{13}. Эта цифра произвела сильное впечатление в военных кругах, — войска были очень, очень нужны. Правда, в обман дались далеко не все генералы. Чрезвычайно недоверчиво отнеслись к плану и к цифрам Безелера и Фалькенгайн, и Гецендорф, и в особенности памятный нам по Брест-Литовску Макс Гофман, который в своих воспоминаниях чуть не с проклятиями говорит об этой «глупой, несчастной затее»{14}. Не слишком верили ей и некоторые штатские политики. Фалькенгайн, начальник генерального штаба, поставил вопрос ребром{15}: не надо нам ни независимой Польши, ни польской армии. Но звезда Фалькенгайна уже закатывалась. С переходом главной квартиры к Людендорфу дело совершенно изменилось. Как ни странно, Людендорф поверил! На восемьсот тысяч добровольцев он не надеялся, но, по его расчету, триста пятьдесят тысяч поляков должны были влиться в германскую армию вслед за провозглашением независимости Польши. Независимость Польши и была торжественно провозглашена 5 ноября 1916 года{16}. «Освободительный акт всемирного исторического значения» был совершен, преимущественно в целях набора солдат, знаменитым вождем германских националистов и реакционеров.
V
Отношения Пилсудского с немецким командованием были не слишком хороши. В декабре 1914 года Гинденбург запретил легионам пребывание в германской оккупационной зоне («Keine Legionare auf unserem Boden»): они должны были оставаться на территории, занятой австрийцами. Однако после восстановления польского государства германское командование в лице Безелера стало усиленно ухаживать за Пилсудским, очевидно, в тех же целях получения восьмисот тысяч добровольцев. Популярность его среди поляков росла, имя Пилсудского начинала окружать легенда. Пилсудский вошел в состав образованного в Варшаве временного Государственного совета и был избран председателем военной комиссии. Он вел очень умную, тонкую, истинно патриотическую политику, требуя от немцев все больших уступок, постепенно ослабляя свою связь с австро-германским делом«
Началась русская революция. Временное правительство провозгласило независимость Польши. По-видимому, в отношении Пилсудского к России произошел перелом. Он подумывал даже о том, чтобы на аэроплане перелететь через фронт: по-видимому, он хотел организовать новую армию из поляков, сражавшихся в рядах русских войск. План этот не был осуществлен. Но пафос борьбы в союзе с Германией с каждым днем слабел в бурной душе Пилсудского.
Ожидания Безелера не вполне оправдались: вместо восьмисот тысяч польских добровольцев ИХ явилось 1373, из которых годными для военной службы оказалось 697. Одураченный Людендорф пришел в ярость. Каким образом старый, опытный воин мог рассчитывать, что после двух с половиной лет войны, при всеобщей повальной усталости даже в Германии, во Франции, в Англии, Польша даст ему, для сомнительных государственных выгод, сотни тысяч новых солдат, — это остается загадкой. Германское командование приписало неуспех своего дела агитации Пилсудского, интригам его подпольных агентов. 21 июля 1917 года Пилсудский был арестован в Варшаве и отвезен сначала в Данциг, затем в Магдебург.
12
В своих воспоминаниях он говорит, что патриотическое воодушевление в России в годы войны питалось деньгами Антанты и возможностью огромных заработков на военных заказах. Чем не большевик!
16
Это нисколько не помешало берлинскому и венскому правительствам обсуждать в 1917 г. план возвращения Царства Польского России в случае ее согласия на мир.