А их было немного. Правда, постепенно авторитет ППС в обществе возрастал и достиг пика популярности в период революции 1905 года, однако в силу конспиративного характера движения личность его руководителя систематически отодвигалась в тень.
Примечательны трудности, с которыми столкнулся в 1917 году комиссар полевой полиции и шеф немецкой контрразведки варшавского генерал-губернаторства Эрих Шульц, пожелавший ознакомиться с прошлым Пилсудского. Этот видный специалист своего дела в секретном, а следовательно, откровенном рапорте о деятельности Пилсудского в ППС беспомощно утверждал: «Уже в деятельности боевого отделения ППС он принимал активное участие, поэтому вокруг его личности возник ряд скандальных легенд. Несмотря на то что все это происходило совсем недавно, сейчас трудно с уверенностью утверждать, что в них соответствует фактам».
Итак, еще до начала Великой войны, как называли тогда мировую войну, не предполагая, что когда-то придется назвать ее первой, Пилсудский вырос в овеянного легендой политического деятеля. Его популярность не выходила, однако, за конспиративно-товарищескую изгородь.
Свидетельствовали об этом также скромные, просто юмористические масштабы деятельности противников, пытающихся осмеять новоявленного командующего. Так, в конце 1913 года в возглавляемом Пилсудским движении стрелков в Галиции разгорелся конфликт. В острой оппозиции по отношению к руководству организации оказался одни из ее активных деятелей, впоследствии генерал Войска Польского — Генрик Минкевич. С мыслью о мести он начал издавать «Идейные ведомости» — газетенку, печатавшуюся на машинке в нескольких, не более двух десятков, экземплярах. Отдельные номера он рассылал по почте лицам из наиболее близкого окружения Коменданта. Страницы газеты заполняли сатирические стихи и рисунки, впрочем, не представляющие творчества высокого полета. Автором иллюстраций был сам Минкевич — студент Краковской школы изящных искусств, автором стихов его жена — поэтесса Мария Марковская.
Рисуемый «Идейными ведомостями» портрет Пилсудского не выглядел особо лестным:
Болезненными должны были быть для Пилсудского эти насмешки. Особенно уколы по его наиболее уязвимому месту — военному дилетантизму. Хорошо еще, что они были известны только узкому кругу — не более чем нескольким десяткам лиц — и не имели широкого общественного резонанса. Впрочем, форма и содержание пасквилей скорее напоминали мальчишеское сведение счетов, чем действия политиков, пытавшихся завоевать на свою сторону часть общества.
Вождь
Ореол вождя окружал Коменданта стрелков лишь во время мировой войны, когда абстрактный, ранее не связанный с какой-то конкретной личностью, но популярный в обществе миф героя и вождя был перенесен на Пилсудского. Существовало много факторов, благодаря которым он вознесся на вершины народной славы.
Прежде всего, этот аванс стал возможным из-за особой атмосферы, вызванной началом войны. Как каждая борьба, она несла смерть и уничтожение. Но для поляков война имела и другое значение, создавая надежду на улучшение положения народа. Ведь в вооруженном конфликте столкнулись захватчики, солидарные совместные действия которых на протяжении более ста лет означали застой в польском вопросе. Теперь заговор молчания лопнул. Правда, никто не мог предвидеть конца разгоравшегося катаклизма, но над Вислой, порой вопреки фактам, повсеместно ожидали перемен к лучшему, мечтали о независимости.
В огне иллюзий и надежд даже у самых отъявленных противников идеи взаимосвязи национальных устремлений с европейским конфликтом исчезали сомнения. Лозунг вооруженной борьбы неожиданно приобретал последователей среди деятелей революционных партий. Рождались решения, которых еще недавно никто не ожидал.
«У поляков, — вспоминал несколько лет спустя Болеслав Дробнер, — возродилось желание мести за восстание Костюшко, за 1830 год, за 1863 год — у нас, польских социалистов, за 1886 год, за казнь на виселицах варшавской Цитадели Станислава Куницкого, Бардовского, Петрушиньского и Оссовского, за смерть в Шлиссельбургской крепости Людвика Варыньского, за поражение революционного движения 1905 года[176].
В Польше молились за то, чтобы началась война, ожидали благоприятного исхода революции в глубине царской России и освобождения от захватчиков, а затем — создания свободной, независимой Польши».
Так мыслящие люди все свои надежды связывали с выступлением отрядов стрелков, а после их подавления — с созданными Главным национальным комитетом польскими легионами, которые Пилсудский признал собственными.
Как следует из записи Дробнера, за вступление в ряды стрелков агитировал не кто-нибудь, а соратник Людвика Варыньского, один из столпов «Великого Пролетариата», тогдашний деятель левого крыла ППС Феликс Кон[177]. В таком же духе действовал Ян Хемпель[178], непримиримый до тех пор противник войны. «В Мехове, — писал автор воспоминаний, — спустя несколько дней я встретил в мундире стрелка известного потом польского коммуниста Яна Хемпеля. И он преломил в себе антимилитаризм…»
Так выглядела реакция опытных политиков, которые еще недавно нынешнее свое поведение сочли бы диверсией против приоритетной программы социальной революции. Следовательно, легко представить себе, как глубоко поверили в войну как путь к независимости люди, чье сознание ничем не было «обременено». С течением времени они все больше олицетворяли свои надежды и чувства с вождем, который уже давно ратовал за подготовку к действиям, а ныне встал в первых рядах борющихся.
Станислав Виткевич, известный художник, критик и писатель, славу которого позднее затмил талант тезки-сына, писал тогда: «Стрелки возвращают в историю силу, которую люди привыкли считать уничтоженной.<…> Люди должны любить идею и действие и в самом действии ощущать счастье жизни. Сводить жизнь к достижению конкретной цели — это значит отбирать у нее самое существенное содержание. Легионы — суть польской жизни, и какими бы ни были в дальнейшем итоги их деятельности, сама жизнь, такая, как их, это — наиболее совершенная польская жизнь. Это — высшее мгновение, о котором мечтал Мицкевич».
Хвалебным словам в честь легионов сопутствовало признание: «Фигура Пилсудского — чистая эманация современности. Она появилась на фоне жизни, готовая, со своими целями и средствами действия, со своей идеей и поэзией. Это, собственно, человек, который был необходим, поэтому то, что Он делает, осуществляется чудесным образом». Позднее кто-то написал: «Польская армия борется, и во главе ее — Пилсудский. Такие люди, как Пилсудский, действуют на людские души, как линза на рассеянные солнечные лучи, собирая их в один огонь и вызывая взрыв огня. Так и Пилсудский собрал, организовал взрыв действия — стрелков! Он оказался во главе их по простой необходимости, как их создатель. Стал командующим благодаря своей собственной силе. Его власть — результат того, что Он — воплощение духа, ведущего этих новых польских солдат к борьбе. Действительность и легенда определили Ему в польской истории место, с которого Его не могут сместить ни власть, ни какие-либо нормы воинской иерархии».
176
Речь идет о национально-освободительной борьбе поляков.
Видный деятель польского рабочего движения
177