— Вообще многому можно поучиться у нганасан. Не поучать их жить, а учиться у них трепетному отношению к Природе. Ведь не они, а мы разбросали бочки из-под солярки по всему Таймыру. Летишь на самолете вдоль кромки земли у Ледовитого океана и ужасаешься этим черным пятнам на фоне белого простора. Не они, а мы сдернули хрупкий ягелевый и ягодный покров траками вездеходов на многие десятилетия вперед, вынуждая стада оленей к дальней миграции из исконных своих пределов. Вот ведь что печалит особо…
Промысел
Интересно, что издревле календарный год нганасан не стыковался с общепринятыми границами зимних, весенних, летних и осенних месяцев. Признавались два периода: летний и зимний. Первый длился четыре месяца, второй — восемь. Вслушайтесь в музыку названий природных циклов. Примерно вторая половина мая и первая половина июня, когда охотятся на диких оленей с ружьем и сетью, на куропаток, — это «больших телят месяц». Далее — «гусей месяц». Это время поколки — основной охоты на диких оленей. Месяц заготовки мяса на основную часть года. «Зимний год» тоже подразделяется на периоды, образность которых говорит сама за себя. «Месяц сохатого», например. В это время — время гона лосей. По нганасанской поговорке: «Лось с луной дерется, хочет ее на рога поднять». Далее идут: «осени месяц», «комолого оленя время», «темной поры», «инея время».
Промысел нганасан никогда не был хаотичным, спонтанным, размеры и сроки добычи различных животных и птиц строго регламентируются обычаем — карсу. Считалось, например, что нельзя тревожить отдельные стада оленей в пору естественной половой разбивки. Строго возбранялось убивать песцов во время щенения и выкормки молодняка. Куропатку разрешается промышлять только до времени разведения пары. После этого убийство считалось постыдным и даже преступным.
Наконец, бытовало правило, запрещающее употреблять на топливо дерево. Тальник — пожалуйста! Дерево — нельзя. Ему находили лучшее применение. А если и проявляли снисхождение, то только с ветками от дерева. Какой от них прок?
— Сказать, что у нганасан прекрасная кухня, как у кавказцев, скажем, или в Средней Азии, значит, сказать неправду. У них просто здоровая «дикая» диета. Я ведь верно полагаю, Иван Павлович?
— Верно, но в этом и прелесть «дикой» диеты. Ну где бы мы с вами отведали «кислого мяса», которое нганасане почитают выше благородного вина? Или где бы поели мяса крачки или гусиные яйца? Только там, за Полярным кругом.
Рацион
Нганасанский рацион также определяет сезон. В «летний год» в нем много свежей рыбы, мяса. Едят и гусиные яйца, и мелких птиц — крачек, чаек. Благородную рыбу едят сырой и в виде строганины. Особое место в рационе нганасан занимает мясо оленя. Во всех видах «свежатина», копченое и вяленое, и даже «тухлятина». Не отворачивайте нос. Когда привыкнешь к нему — вкуснотища невероятная. Это все равно, как байкальский омуль или енисейская салака, подпорченные для вкуса. Словом, оленье мясо съедается со всеми потрохами, остается лишь шкура. Даже кости собираются в специальные кожаные мешки, дробятся и из них вываривается очень ценный жир.
А особо почитаемое блюдо у нганасан — «кислое мясо». Некоторые туши в теплую пору поздней весной и ранней осенью специально «подквашивают». Их оставляют «томиться» на 10–15 часов. Тушу в таких случаях сильно раздувает за счет брожения зеленой непереваренной массы, которая в желудке оленя. Внутренности «прокисают» в первую очередь, и мясо приобретает «о-о-осень списи-фисеский» вкус. «Кислого оленя» съедают сразу же, ничего не оставляя впрок, так как он заменяет хмельные напитки. К тому же «кислое мясо» повышает тонус. Его едят еще для того, чтобы согреться.
— Меня поражают дети нганасан, насколько все же они приспособлены к среде обитания, казалось бы, кромешного холода, расположены к умельству и жизнерадостны. Не раз видел, как они топчутся на морозе в снегу с голыми пятками и попами. Вспоминаю один случай. Едем на вездеходе геологов на Таймыре с какой-то фактории, уже, однако, запамятовал.
Едем: кругом ни души — час, другой, третий, аж в сон начало клонить. Вдруг появилась оленья упряжка. Не знаю, кто: эвен не эвен, эвенк не эвенк, нганасанин не нганасанин. Остановились: абориген что-то бормочет. Чтобы включить его в разговор, спрашиваю: «С кем беседуешь, отец, или просто песню напеваешь?» Не удивился бы, если бы он сказал: с Вот беседую, однако, с оленями». Но он говорит: с Зачем с оленями — с ребенка разговаривал». А я смотрю: в нартах пусто. «А где, спрашиваю, ребенок-то»-. А он повернулся и без тени эмоций возвестил: «Ой, нет ребенка — надо, однако, поворачивать обратно».