– Вам не пора выходить?
Тот кивает мальчугану на открывающуюся дверь. Уходят.
Делаю себе зарубку на память – не терять бдительность ни на минуту. Время такое.
Иду вот. Мандарины купил, мёд, пирожки. Стучу, спрашиваю:
– Афанасьева Аня здесь живёт?
Дверь открывает женщина бывшая в молодости вероятно красивой. Но, годы несчастий и невзгод стёрли всю красоту с измождённого теперь лица.
– Мама, это ко мне. – доносится звонкий голос откуда-то из темноты.
– Лампочка вот сгорела, – оправдывается мама, – Вы проходите. Чаю попьём… Травяного.
– Нет. Я на минутку, только передать вот. – И я поднимаю авоську вверх.
Тут появляется Аня. Лыбится до ушей:
– Мама, познакомься это Юрочка. То есть Юрий Жаров – быстро поправляется она, виновато глядя на маму.
– Это из госпиталя передали? – подсказывает мне ответ больная.
– Да. Мне пора уже идти. Поправляйся. – говорю, передавая продукты развеселившейся Ане. – Пока.
– Нет-нет-нет. – хватает меня за пальто девушка и тащит в комнату, а мама уходит на кухню.
За столом в просторной комнате сидел парень лет пятнадцати. Невысокий, но с приятным лицом.
Порода, – подумал я, и представился: "Юрий."
– Иван, – представился паренёк. Посмотрев на шрам над моей бровью собирался видно было что-то спросить, но сестра, выдав рубль, припрягла его за лампочкой в дворницкую, а потом ещё на хлеб добавила.
Увидев, на столе книгу "Двенадцать стульев", спрашиваю:
– Ты читаешь?
– Нет. Я уже читала два раза, – поправляя одеяло на широкой кровати говорит Анечка, и продолжает – Это, Ванечка у соседа сверху берёт почитать.
Понятно теперь – она у Остапа черпает вдохновение для своих проделок. И все то у неё Юрочки, Васечки, Ванечки.
– А сосед наш настоящий артист. – и, заметив, что я как то вяло реагирую на её слова, хлопает меня полотенцем по спине, и повысив голос, как-будто выступая на суде пред судьёй, – Он в театре играет. На афишах так и написано – Пётр Глебов. Фронтовик, хоть и из дворян. Медали есть. Две.
– Ты, чего тут раскипятилась, а ну марш в кровать, – строго сказала пришедшая с кухни мама.
Пилюля залезает под одеяло. Мама, забрав пустые стаканы со стола, уходит в кухню.
– Садись поближе, – говорит, и дождавшись как я усядусь, продолжает:
– Я тут с сестрёнками сплю. Они в школе сейчас. Обе – отличницы. Я тоже хорошо училась, но перед войной мама заболела. Я решила вместо гимназии в ателье пойти вышивальщицей. Нам тогда были деньги очень нужны. Только мама поправилась… Война. (вздыхает). У папы хоть бронь на заводе была, но он сказал, что коммунисты под юбками не прячутся. В июле записался в ополчение, и через месяц на фронт. А потом похоронка пришла. Их эшелон немцы разбомбили… (останавливается, достаёт платок, потом убирает)… А я в военкомат. Меня там отругали. Сказали: "Иди девочка к школе готовься". А я семилетку-то уже закончила… (и с жаром продолжает)… Ну, думаю, врёшь не возьмёшь. Ушла из ателье, поступила в госпиталь. Правда взяли посуду мыть, но я на курсы медсестёр записалась. Курсы закончила – к главврачу направление в армию подписать. Михаил Петрович… Ну, что тебя лечил. Так вот три дня за ним бегала пока подписал.
Эта может любого уговорить.
Анечка продолжает:
– А уж перед комиссией пару лет себе в документах добавила. Чтобы наверняка. Нашу сто десятую дивизию, которую из четвёртой ополченческой сделали, в октябре в Боровск отправили. Километров сто от Москвы. Только выгрузились – мимо беженцы бегут, кричат: "Немцы." Комбат наш вокруг станции велел оборону занимать, а меня с двумя санитарами в рощицу. Раненых свозить на телеге. Бой был страшный. Изя Исаксон наш комсорг из МГУ, что всю дорогу ко мне подкатывал, в бою под танк бросился с гранатами. В дырявом ведре его руку и шапку хоронили. Остальное под сгоревшим танком осталось. Разбили нас фрицы на следующий день. Комбата ранило. Заместитель у него был со смешным именем Дормидонт. Тот как увидел сколько немцы к атаке танков нагнали, в тыл меня отправил, говорит, командира довези, мол прощай девочка. Командира я довезла. Три дня по лесам и оврагам крались. На дорогах то немцы. И только командира с санитарным эшелоном отправили. Бомбы стали падать. Ранило меня…