Данное полотно написано на сюжет из жития святой Екатерины Александрийской, изложенного в «Золотой легенде» Якова Ворагинского. Юная дочь правителя Александрии не имела недостатка в искавших ее руки, но, увидев сон, в котором Младенец Христос отворачивался от нее, приняла крещение. Тогда Мадонна с Младенцем вновь явились ей, и Иисус протянул Екатерине кольцо, которое, проснувшись, она увидела у себя на пальце. Речь идет о ее мистическом обручении с небесным женихом. Автор, подобно многим художникам начиная с эпохи Возрождения, изобразил, как Христос надевает кольцо на палец святой.
Движения персонажей плавны, мягко и воздушно написанные фигуры будто выплывают из полутьмы, свет тает и усиливается вновь, заставляя объемы дышать и сиять изнутри. Картина полна той легкой сладостности, что была свойственна маньеризму. Представители этого течения тяготели к красивому, даже изящному выражению в своих работах религиозных чувств, воспринимая особую эстетическую привлекательность полотен как одну из высших добродетелей живописца.
Святой (в православии — блаженный) Иероним Стридонский, христианский богослов, один из Отцов Церкви, несколько лет провел в Халкидской пустыне, поэтому в европейском искусстве его часто изображали отшельником. К данной иконографии не раз обращался и Хусепе Рибера, трактуя ее экспрессивно, темпераментно: страстная испанская религиозность художника находила отклик в повышенно спиритуалистических настроениях XVII века, во многом продиктованных атмосферой Контрреформации.
На картине Иероним смотрит на череп — символ бренности бытия, о чем говорит, например, латинское изречение «memento mori» — «помни о смерти». Святой погружен даже не в размышления, мысль ассоциируется с лежащей рядом с ним книгой. Создается впечатление, что он весь ушел во внутреннее созерцание образов, вызываемых такими понятиями, как «жизнь» и «смерть». Яркий луч света, падающий в темное помещение, озаряет крутой высокий лоб и худое, но по виду выносливое тело с напряженными мышцами. Композиция идет по кругу: от головы Иеронима к его плечу, вдоль руки к черепу и вновь к залитому светом челу аскета и философа. Композиционное кольцо рождает ощущение внутреннего напряжения, которое сконцентрировано в ярко-красном сполохе плаща. Но этот горящий цвет, точнее, свет, заметен повсюду, пронизывая тьму вокруг святого и напоминая о присутствии рядом с ним Бога.
Особенности фламандской школы живописи с ее полнокровностью и экспрессией нашли свое выражение в творчестве Якоба Йорданса. Он в отличие от старшего современника, Питера Пауля Рубенса, не посещал Италию, однако традиции классического итальянского искусства проявлялись в творчестве мастера, особенно в религиозных картинах, о чем свидетельствует данное полотно на библейский сюжет принесения Авраамом в жертву своего сына Исаака.
Авраам, веру которого пожелал испытать Господь, уже приготовил дрова для костра и занес над сыном нож, но его останавливает Ангел, посланный Богом. Художник противопоставил облик покорно согнувшегося Исаака решительности его отца, стоящего в полный рост и экспрессивно вскинувшего руку. Позади темного кривого лезвия белеет ангельское крыло, и сам божественный посланник занимает в работе едва ли не главное место. Асимметричная барочная композиция с ее разнонаправленными линиями усиливает ощущение пронизывающего картину эмоционального напряжения. Контрастное караваджистское освещение, при помощи которого передана яркость небесного сияния, встречается здесь со светом заката вдали.
То, насколько сложной и неоднозначной была живопись в эпоху барокко, видно на примере позднего творчества Рубенса, к которому относится и «Тайная вечеря». Изображенная сцена озарена пламенем свечи, бросающим тревожные отблески на собравшихся за столом. Христос, возведя глаза к небу, благословляет хлеб Причастия, и апостолы, жадно вслушиваясь в слова Учителя и вглядываясь в Его движения, в едином порыве теснятся к Нему. За плечом Спасителя виден любимый ученик Иоанн Евангелист, Иуда же отвернулся от общего стола и смотрит тревожным взглядом в направлении зрителя. У ног предателя лежит грызущая кость и тем самым воплощающая алчность собака. Рубенс свел к минимуму количество предметов в картине: свечи — символ божественного света, вино в бокале и хлеб — крови и плоти Христа, колонны — стойкости. Большой таз с кувшинами напоминает о совершенном Иисусом омовении ног апостолам перед последней совместной трапезой. В глазах Христа слезы, а во всем Его облике видно и благоговение перед высшей волей, и сдерживаемое страдание от предчувствия грядущих мук. И как бы ни согревался воздух вокруг Спасителя теплотой сидящих рядом с Ним, Он выглядит одиноким в предначертанном Ему.