— Он тут ни при чем, — заметила девушка. Она стряхнула капли со своего бархатного комбинезона и невозмутимо поставила пустую бутылку в ведерко со льдом, стоявшее рядом со столиком.
— Да неужели? — воскликнул разъяренный мужчина, продолжая толкать Остена. — Тогда кто этот долбаный…
— Хватит, Пол, — резко проговорила девушка, вставая между ними. — Разве ты не видел, что этот парень вовсе не хотел испортить нам вечер?
Зеваки уже окружили их в надежде на стычку. Остен протянул чернокожему руку:
— Я ужасно виноват и хотел бы купить вам другую бутылку.
Тот, похоже, уже собирался ударить его, но тут снова вмешалась девушка. Она пожала руку Остену и как ни в чем не бывало уселась на свое место.
— Все в порядке. С каждым может случиться. — Улыбнувшись, она посмотрела на него, и он отметил, что у нее выразительные глаза.
— А теперь убирайся! — зарычал ее спутник. — Слышишь, что тебе говорят?
— Я действительно виноват, — повторил Остен, но чернокожий уже не обращал на него внимания. Когда к столику подошел официант с сухой скатертью, Остен вручил ему несколько двадцатипятидолларовых купюр. — Принесите им другую бутылку, ладно? — попросил он и отошел в сторону.
Расстроенный происшедшим, чувствуя себя бесконечно униженным, он направился к сцене и стал смотреть на музыкантов, играющих в окружении поклонниц. Однако уже через несколько минут он решил, что по горло сыт "Ударом Годдара" и направился к выходу, но тут кто-то тронул его за плечо. Это оказалась та чернокожая девушка в туго обтягивающем комбинезоне.
— Спасибо за шампанское, — сказала она.
Остен пробормотал, что рад был угодить им. Она заметила, что взглядом он ищет ее спутника.
— Пол ушел, — сказала она. — Отправился домой спасать свои любимые замшевые штаны.
— Это я виноват, — медленно проговорил Остен, уставившись на ее груди; созерцать их давала возможность расстегнутая молния комбинезона. Подняв глаза, он увидел, что его интерес не остался незамеченным.
— Смотри, не стесняйся, — сказала она. — Есть на что посмотреть. Женщины тоже не прочь поглазеть на мужчин. — Теперь она улыбнулась во весь рот, обнажив два ряда безупречно белых и ровных зубов. — Крутые парни обычно думают, что мы высматриваем штучки подлиннее да потолще, но они заблуждаются. Нас возбуждает совсем другое.
Ее самоуверенность сбивала с толку.
— Неужели? И что же? — спросил он и тут же испугался, что этим вопросом выдал свою растерянность.
— Соблазнительная задница. — Она окинула его изучающим взглядом. — И чтобы партнер был высокий, стройный, длинноногий.
— Не о себе ли ты говоришь? — добродушно усмехнулся Остен.
— Может, и о себе, — засмеялась она. — Но и о тебе тоже. — Она помолчала, а затем вновь посмотрела на него оценивающе. — Чем ты занимаешься в свободное от опрокидывания столов время, парень? — она сказала это нараспев, с нарочитым южным акцентом.
— Я много путешествую, — ответил Остен. — А как насчет вас, мэм?
— Ну, а я развлекаюсь в основном здесь, мой сладкий.
Он понял, что она проститутка. Он никогда не имел дела с проститутками, и, представив, как расходится молния ее комбинезона и она на своих высоких каблуках выходит из одежд прямо к нему в руки, сразу возбудился. Взяв себя в руки, он сообщил:
— Меня зовут Джимми. — И спросил, уже откровенно глядя на ее грудь: — Ты свободна?
— Свободна? — рассмеялась она. — Разумеется, я свободна. Рабство отменили, ты разве не слышал?
— Я имею в виду… — Он запнулся. — Можешь ли ты уйти из этого заведения. Со мной. За деньги, разумеется.
— Уйти… с тобой… за деньги? — проговорила она, медленно, словно разгадывала шараду. — О-о… кажется… я… понимаю… — Она расхохоталась, откинув голову, а затем прижалась к нему бедрами. Ее рука заскользила по ягодицам Остена. — Я — Донна, — промурлыкала она. — А ну выкладывай, что тебе от меня надо. Только не темни.
— Хочу провести с тобой остаток ночи.
— И где же?
— В отеле. В любом отеле. Я нездешний.
— Я не люблю отели, — возразила она. — А после полуночи и отели не любят подобных мне девушек. — Она окинула его испытующим взглядом. — Как ты зарабатываешь на жизнь, парень?
— Я изучаю литературу, — ответил Остен. — В Калифорнии. — Затем, испугавшись, что она не захочет иметь дело со студентом, который, скорее всего, ограничен в средствах, торопливо добавил: — Но у меня достаточно денег. — И полез в карман.
Она остановила его руку:
— Я знаю. Ты ведь уже успел сегодня вечером угостить нас с Полом шампанским.
Затем, улыбнувшись, посмотрела на Остена и спросила:
— Как насчет того, чтобы сыграть на моем поле?
— Где это? — он ожидал, что она предложит Гарлем.
— Карнеги-холл.
— Карнеги-холл? Тот самый Карнеги-холл? — Он решил, что девушка шутит.
— Ты же меня слышал. — Ее рука легла ему на бедро.
— Тебя используют в Карнеги-холл? — спросил Остен, пристально глядя на нее.
— Предпочитаю использовать его сама. Занимаю сейчас студию одного музыканта, — объяснила девушка. — Ты разве не знаешь, что там их живет более сотни?
— И что же это за музыкант? — спросил Остен; он вдруг испугался, что его могут заманить в ловушку.
— Пианист. Из Джульярда.
— И где он сейчас, этот пианист?
— На дискотеке. Ищет кого-нибудь на ночь. Вот почему мы с тобой можем там поразвлечься. Так что ни о чем не беспокойся.
Он наконец поверил, что с ее стороны опасность ему не грозит, и они рука об руку покинули "Удар Годдара".
В такси, несущемся по Бродвею, он попытался ее поцеловать, но получил отпор.
— Потом, — шепнула она. — Всему свое время, парень!
Они вылезли из такси, и он проследовал за ней в один из боковых входов в Карнеги-холл. Ночной портье не спускал с него глаз, пока они не скрылись в кабине лифта.
Она открыла дверь и включила свет, но тут же приглушила его, оставив комнату в полумраке. Главенствующее место занимал рояль. Кроме него, здесь были большая двуспальная кровать, письменный стол, заваленный нотами, книжная полка, радиола и несколько предметов африканского искусства — племенные маски, идолы и вышитые бисером сумки.
— Что за музыку исполняет твой приятель? — спросил Остен. Его забавляла мысль о том, что первую свою ночь с проституткой ему предстоит провести в студии Карнеги-холл, принадлежащей студенту Джульярда.
— Угадай.
— Твой дружок — черный?
— Да, — кивнула девушка.
— Значит, он джазовый пианист?
— Джазовый? С чего ты взял? Нет, мой черный дружок не играет джаз! Угадывай снова!
— Я сдаюсь! — с самым серьезным видом заявил Остен.
— А как насчет тебя? Ты играешь на чем-нибудь, кроме этого? — И она показала ему между ног.
— Немного, — ответил он и сел за рояль. Крышка была поднята, и руки Остена невольно легли на клавиши. Не желая развлекать ее роком, в котором она, несомненно, разбиралась, он сделал несколько аккордов, а затем, чтобы произвести на нее впечатление, сыграл короткий пассаж.
Она встала рядом, и, закончив, он притянул ее за бедра и усадил к себе на колени. Возбужденный близостью женщины, он принялся целовать ее в шею.
— Четырнадцатый квартет Шуберта. Правильно? — сказала она. — Известный также как "Девушка и смерть".
Остен отстранился в изумлении.
— Невероятно! Откуда ты знаешь? Она встала и одернула комбинезон.
— Черная магия. — Она махнула рукой на африканских идолов.
Ну конечно, она вполне могла слышать этот пассаж в исполнении студента Джульярда. Он начал играть другую пьесу.
— Дебюсси. Прелюдия к "Послеполуденному отдыху фавна", — сказала она, и пальцы его замерли. — Ты неплохо играешь, парень!
Он встал и опустил крышку рояля. Хорошо, что весь вечер он говорил с ней измененным голосом. Столь музыкальное ухо вполне могло его разоблачить.