Однако в доме отыскалось бы местечко и для Пинеллы. К примеру, на музыкальном центре. Или в кресле-качалке, если переставить коробку с шерстяными носками на музыкальный центр. Или в ванне, если найти другое место для кресла-качалки, которое в ней стоит. Его можно подвесить на мирабелевом дереве.
Конечно, Пинелла нашла бы где приткнуться, пусть даже свернувшись калачиком. Она ведь была не очень высокая, метр десять — не больше. И это в её-то шесть лет, иногда почти семь. В зависимости от времени суток. По утрам, понятное дело, Пинелла бывала чуточку младше, а к вечеру становилась старше.
Но Пинелла не хотела спать ни на музыкальном центре, ни вообще нигде в доме, тем более на балконе. Она решила поселиться в саду на старом мирабелевом дереве. Там Пинелла обустроила себе гнёздышко из пяти подушек, восьми одеял и одной занавески для душа (на случай дождя).
Почему Пинелла росла медленнее других детей? Почему она жила на дереве? Ответ один: потому что Пинелла умела летать.
Нет-нет, не во сне летать, а по-настоящему! Примерно тогда, когда дети начинают ползать, Пинелла впервые поднялась в воздух, и никто не знал почему.
— Может, наша дочь тоже неизвестная науке, уникальная форма жизни? — размышлял вслух папа, когда Пинелла в возрасте шести месяцев и двадцати трёх дней облетела вершину баобаба. — Летающий ребёнок.
— Я так не думаю, — возразила мама. — Разве у уникальных форм жизни бывают нормальные родители, как мы с тобой? Скорее, наш ребёнок — самая обычная форма жизни, только со своим уникальным талантом.
— Может, ты что-нибудь такое съела во время беременности? — предположил папа. — В джунглях всякое может быть.
— Может, — согласилась мама.
На этом они и успокоились.
Так или иначе, поскольку часть необходимой для роста энергии Пинелла тратила на полёты, она всегда оставалась чуточку ниже сверстников. А на дереве жила, потому что оттуда можно в любое время полететь куда угодно. Даже окно открывать не нужно.
Логично, правда?
При этом Пинелла летала не так, как бабочки или птицы, которые расправляют крылья и машут ими вверх-вниз.
Совсем не так.
Прежде чем взлететь, Пинелла икала, у неё щекотало в носу. Уши становились горячими и красными, как помидор, и даже немного вращались, если внимательнее присмотреться, — совсем как маленькие пропеллеры.
И только после этого Пинелла поднималась вверх, будто воздушный шарик, очень-очень медленно и осторожно. Её можно было бы запросто удержать за ноги, если бы кому-нибудь пришла в голову подобная глупость. Уже довольно высоко, где-то на уровне второго этажа, она животом ложилась на воздух, вытянув шею и выставив вперёд подбородок, раскидывала руки — и дальше передвигалась горизонтально. Если Пинелла особенно спешила, она помогала себе руками и ногами, как будто плыла по-собачьи.
К сожалению, в городке на берегу озера Пинелла могла летать только по ночам. Днём она ходила, как все нормальные дети. Потому что обещала родителям никого не пугать. Люди уж точно удивились бы, увидев девочку в небе. Кое-кто мог бы от неожиданности врезаться в дерево и набить огромную шишку. Или, к примеру, подавиться, если в это время ел яблоко.
В общем, Пинелла старалась летать по ночам. Но иногда взлетала случайно, к примеру когда думала о полёте. Мысли ведь часто приходят сами собой, и тут уж ничего не поделаешь.
Как Пинелла заботилась о бабушке Шнайдер
Обнаружив как-то утром у себя в саду девочку со взъерошенными каштановыми волосами, бабушка Шнайдер очень удивилась. Она собирала малину и вдруг услышала за спиной «Здравствуйте!».
Бабушка Шнайдер обернулась.
— Здравствуйте! — повторила девочка и улыбнулась так широко, что стало видно все четыре дырки на месте передних зубов. — Я только хотела попросить у вас булочку с мёдом. Я долго к вам добиралась и ужасно хочу есть. Но бузинного сока, пожалуйста, не надо.
К бабушке Шнайдер ходили только подруги, с которыми она играла в карты по четвергам. На выходных она скучала, особенно по воскресеньям. Даже с почтальоном не могла поздороваться: он слишком быстро проезжал на велосипеде мимо её дома. Так что она очень обрадовалась девочке, пожелала ей доброго утра и тут же направилась на кухню, где приготовила самый большой медовый бутерброд за последние двадцать пять лет, два месяца и одиннадцать дней — это с тех пор, как в её пруд упал маленький мальчик, наблюдавший за лягушками.