Стукнула калитка. Слава вскочил со скамейки, где сидел с уже несколько минут на одной и той же странице открытой книгой. От калитки шел Сергей. Слава схватил ракетки и решительно направился к теннисному столу. Разыграв подачу, они начали играть. Один-ноль в пользу Сергея. Два-ноль. Три-ноль. Пять-два. Семь-четыре. Восемь-семь. Восемь-девять. Девять-одиннадцать. Первая игра за Славой!
Вторая прошла примерно также. И третью Слава выиграл. И четвертую тоже. Слава ничего не понимал: ну не мог он так вот вдруг, только лишь переменив свое мышление, в один момент стать сильнее Сергея! Нашему народу – дедушка ведь вчера показывал и разъяснял – несколько лет понадобилось на то, чтобы стать сильнее фашистов. А так, чтобы сразу… Здесь что-то не так… Настроение у Славы начало портиться. Он не мог понять – почему. Выиграв и пятую партию, он предложил окончить игру на этот день. Сергей сразу согласился и, уходя, как-то странно взглянул на Славу.
– Как, – всплеснула руками бабушка за обедом, только поставив на стол принесенную с кухни супницу и глянув на смурного внука, – этот негодник снова тебя обыграл?! Не послушался, значит, меня, сорванец! А я его так проси… – и осеклась, замерла под перекрестным прицелом двух пар глаз.
Резко хлопнула дверь веранды, задребезжали в ней стекла: это Слава, выскочив из-за стола, выбежал из дома. Было слышно, как он бежит по направлению калитки; потом и этот звук затих. Дедушка продолжал тяжело смотреть на бабушку. На языке у него вертелось терпкое словцо, просясь наружу. Дедушка любил и жалел своего внука. Он всегда хотел ему помочь. Но что он мог сделать теперь? Он уже сделал все, что было в его силах: и в секцию отвел, и стол на даче поставил, и в музей внука сводил. Что же еще? Большего с него уже никто не спросит, в бездействии его никто не обвинит. А с женой ему еще, дай Бог, жить долго. Он пожевал губами, а потом сказал:
– Ну, разливай, что ли, суп!
Легкий ветерок шелестел листьями над головой. Птицы радостно щебетали; значит, они довольны. Слава сидел, положив подбородок на ладонь правой руки, локоть которой упирался в сведенные колени. Взглядом своим он следил за ходом коряги, застрявшей нижней своей частью в иле. То увлекаясь течением, наклонялась она короткими покачиваниями все больше вправо, то, из-за внутреннего сопротивления, как пружина, в один момент уходила влево, чтобы снова начать свой неуверенный путь по течению. Вправо она уходила в два приема, назад – в один, как бы по счету «раз-два-три». И Слава, не сводя глаз с палки, шепотом вторил этому ритму:
– Я—бу—ду… бо—роть—ся… сам с—со—бой… сам с—со—бой…
И тут как будто бы палка замерла, перестала двигаться… Нет, это Славины глаза поднялись от поверхности воды.
И как будто бы птичье пение заглушило шепот мальчика… Нет, это его приоткрытый рот застыл, образовав букву «О».
Слава прислушивался. Кроме птиц, никого не было слышно. Еще мгновение – и он поднялся. Настолько резко, что чуть было не соскользнул по склону к реке. Удержавшись правой рукой о стоящее ближе всего деревце, он, не останавливаясь, обогнул его и стал пробираться дальше по течению. Туда, откуда так часто раздавались веселые ребячьи голоса. Туда, где сейчас было непривычно тихо. Туда, куда он раньше и не помыслил бы идти.
Слава стоял и смотрел вверх. В полуметре над ним висела веревка.Крепкая веревка. Она-то выдержит. А сможет ли он? Хватит ли у него решимости? Слава стоял и смотрел. Заломило шею. Он опустил голову. Прислушался. Все еще тихо. Но в любой момент может снова набежать ребятня. Надо спешить!
Решимость зажглась в его глазах. Лицо стало словно высеченным из камня – так бывает, когда сжимаешь зубы. Он снова поднял голову. Потом правую руку. Ухватился за поперечную палку. Крепче сжал кулак. Подергал. Держится. Два шага назад, вверх по склону. Никого не слышно? Никого. Вперед! Вниз! Крепче!!!
Слава летел! Может быть, в первый раз своей жизни он – летел!!! Птицы могут летать… А умеют ли они летать с одним крылом?!
Где-то над водой он разжал пальцы, еще не веря, что смог так долго удерживаться. Войти в воду красиво, как все мальчишки, у него не получилось: его ноги продолжали неуклюже по инерции лететь вперед, и в реку он упал плашмя на спину. Сразу же стал погружаться. Вода в ушах, вода в носе, а он с одной рукой! Он никогда так далеко от берега не оказывался! Судорожно работая правой, он всплыл на поверхность, помотал головой, увидел ближайший берег и, как-то скособочившись, инстинктивно находя возможность грести и удерживать лицо над водой, поплыл к нему. Неизвестно как, но он плыл! Не держась рукой за мостик! Значит… Значит, с этого дня он может и плавать?