— Слушаю, полковник, — проговорил кладовщик, сойдя с плаца и став под крышей барака.
— Че-е-во?
Выроненный жбан упал мне на босую ногу, на стол, скатился и загрохотал по гофрированному полу.
Силыч выплюнул и торопливо затоптал в песке окурок, вытянулся, козырнул и доложился:
— Ротный каптенармус прапорщик Лебедько по вашему приказанию прибыл!
— Это… вольно… Собрать у роты боты! — Поражённый своему такому приказу, я сник с глаз великана, накрывшись крышкой люка.
— Так только выдал, вы распорядились по случаю успеха в «эсвэо».
Меня полковником назвал! Едритваю мать. С какого такого лешего? Кальсоны на мне гражданские. Но… — тельняшка… Е-едри тва-аю мать! Под тельняшкой — портупея офицерская! Где жбан.
А тут кашевар Хлеб от столовки заорал: «Сне-е-дать! Сты-ы-нет»!
Я снова полез к люку, приоткрыл и, зыря в щель, ждал, пока все не уйдут с плаца строем завтракать. Вылез на крышу и пробежал по ней, пригнувшись и крадучись в опасении, что заметит часовой на башне водокачки. В конце барака вправил в ноздри «свечи», спрыгнул на землю напротив входа под купол «миски» и поспешил в направлении Дальнего поля — хотел уединиться и вспомнить всё окончательно, наконец.
Силыч, не обратил я на то внимание, за мной тихим сапом увязался, стараясь не топотать, но и не отстать.
Я бежал, защекотало в носу, и понял, что по ошибке достал из пенала «макарики» пользованные по числу раз сверх нормы. Что со мною не раз случалось, если не сказать, что через раз. Кладовщик устал мне напоминать об отделениях в пенале с фильтрами — для «свечей», «макариков», НЗ. Но в пенал я снова не полез, фильтры не поменял. Высморкал в кулак и «поменял ноздри».
Я полковник! На мне тельняшка поверх офицерской портупеи. На пряжке якорь с пушками, на ногах, хрон тя забери, матросские прогары… ЗемМарийская береговая охрана, рассуждал я на бегу. На сельхозработах рота… Да какая рота — взвод… Что-то припоминаю. Ну, точно! Матросскую форменку, кителя, клеши — хотя, какие клеши, «дудочки», да и те, припоминаю, не выдали — обменяли с голодухи на семена, химудобрения и… ворвань… Но просто ли на сельхозработах, что как это прикрытие? Что как с секретным заданием здесь мы? А я ни черта не помню! Косим под колхозников с задачей, например, выявить контрабандистов. Этот патрон Зяма, явно не простой меняла. Контрабандист — возит на остров спиртное… Е-едри тва-аю мать!! Он самогонку возит, мою! С острова на материк. Силыч, кладовщик этот… Силантий Лебедько, каптенармус, прапорщик, её из топинамбура с ягодой-оскоминой гонит!
В носу защекотало нестерпимо — захихикал.
Зяма, он в прошлые навигации парусник свой сначала загружал в колхозах «Мирный» и «Звёздный путь», а стал мою самогонку и варенье брать, — в «Отрадный» прежде наведывается. Мои мешки с топинамбуром, припрятанными в клубнях штофами и банками укладывает на дно погребов в трюме судна, поверх маскирует мешками с урожаем других колхозов, таможня и остаётся с носом.
Хихикал.
Стоп! Колхоз «Звездный путь»… Звёздный… У Лебедько на ногах не берцы простые, в «бацулы» обут, по спецзаказу сшитые… Да это же БККСКП! «Щучья пасть»! Мы не береговая охрана альянса ЗемМария, мы десантники, подразделение спецназа ВДВ. Марсиане мы!
Смеялся.
— Товарищ полковник!.. Да постойте же! — услышал я позади голос запыхавшегося Силыча.
Обернулся — кладовщик нагоняет.
— Марсиане мы! Ха-ха-ха!
Хохотал…
— А вы забыли? — догнал Силыч. — С памятью у вас, Франц Аскольдович что-то неладное. Сколько раз я инструктировал, высморкались, фильтры положите в отделение пенала — то, что слева; из центрального отделения берите фильтры чищеные, их «макариками» называем, в третьем крайнем отделении находятся «свечи» ни разу не пользованные, «энзэ». Засунете в нос, отдышите четыре часа, помните, поместить на очистку должны в кошель на боку пенала. И на смену достать «свечи». Ну как дитё малое, сто раз на дню повторить надо. Совсем худо с памятью? У вас рецидив на тюльку, похоже, вообще на оскомину. Эта ягода ещё наделает нам беды.
— А могу использованные фильтры в планшетку класть, не в кошель пенала? Заклёпка неудобная.
— Не пойдёт, — возразил кладовщик. — Пенал, как и кошель к нему не из кожи, из коралла «морская звезда» — «дышит», потому фильтры не усыхают, — полез Силыч в мой пенал. — Смените, опасно так долго хохотать, свихнуться ж можно.
— Прекрати «выкать», и дай закурить, — потребовал я, сменив фильтры.
— «Могилёв» будешь?