Нет, я определённо склеротиком становлюсь! Есть в Метро — пришло вдруг мне на память — кораллы «цветов пингвина». Черно-белые с красным. Подливу в пюре из коралла «картопля» готовят. Основная пища обитателей Метро, «червей». Пробовал. Гадость — хуже «Отрады». И зараза, дед, хуже опиума: не получат детишки «баяна» — ломка замучит. Рифы разрабатывать не просто: на раз подливы приготовить — тоны коралла со дна поднять надо. Дно морей и океанов Уровня всё каналами изрыли, весь Марс ими испещрён.
На ходу остановился сменить «свечи», но в пенале очищенных «макариков» и «энзэ» не оказалось. Искал могилы, пенал в суматохе открылся, фильтры и выпали! Расстегнул кошель — сменил на «макарики» пользованные сверх нормы, отложенные к списанию.
Ждал…
Хихикал…
Смеялся…
Хохотал.
Тихо. Чтобы не услышал часовой на водокачке. Уместив «колокольцы» в кулаки, задом к быковской сторожевой вышке, пах от мирнянских сторожих планшеткой прикрывая, крался к вышке отрадновской.
Не различил в рассветном тумане проход под «миску», как услышал хохот полеводов, не заглушаемый даже громким стрекотом кулеров в ПпТ-генераторах. Хохот всех сорока трёх человек…
Это вся запись-ком, что удалось скопировать из комлога Франца Аскольдовича.
Как начался у Бати недуг, маялся ночами без сна, засыпал только под утро и спал до полудня, потому не слышал как после подъёма и утренней поверки, теперь уже без обязательной по распорядку дня пробежки по плацу, мужики и хлопцы хохотали во дворе. Совали в ноздри «макарики» — кладовщиком определённые к списанию — и балдели. Развлекались до завтрака от скуки, частенько — вместо завтрака. В конце концов, у полеводов наступила к забаве периодическая тяга — типа наркотической зависимости. Не похохочут с утра, день рыбой дохлой на прополке казались, вечер кумарили, после отбоя без сна ворочались. К утру ломка изводила так, что завтрак, если «Отрада» к столу не подавалась, в горло не лез, и на работы шли не стройным строем — плелись гурьбой, поддерживая и хватаясь друг за дружку, чтоб в грязь не упасть.
Не знал Батя того, что часть «макариков» не подвергалась очистке вовсе — копилась Силычем порченой. Эту «некондицию» мужикам и хлопцам выдавал в самоволку сбегать. Первые с рыбачками в сопках уже даже не кувыркались — хохотали. Вторые с девчонками на завалинке не пели — хохотали. Ну и в торжество какое, Батю из столовки спать спровадив, хохотали — забористо, от души. Фельдшер доводил ту «некондицию» до «кондиции»: вымачивал в «сливках», высушивал и закалял факелами за нужником. Эти для бизнеса готовил. Я предложил Зяме сбывать, тот согласился на пробную партию — испытать спрос у волков и драконов по меняльному пути в ЗемМарию. А в его осенний приход на Бабешку — якобы, как обычно, за самогонкой и вареньем большая партия «валюты» — так только теперь прозывали фильтры «кондиционные» — была доставлена на ветролёт патрона, после в хозяйскую каюту и покинула остров.
Не знал Батя и того, что Зяма «валюту» у меня променял за новенькие комбинезоны огородников «атомных теплиц», театральный костюм постмодерниста и сигареты «Могилёв».
Не знал обо всём этом Франц Аскольдович. Не знал он и главного. Вечерами попивая с нами «чашки чая», выкушивая тюльку жбанками, Батя даже не подозревал, что состоялась успешная спецоперация не без нашего — моего, Силыча, Кобзона и Хлеба — участия в её разработке. Без его председателя правления руководства и полковничьего на то дозволения. Была достигнута договорённость с менялой Зямой, посодействовать колхозу «Отрадный» в деле занять-таки свою нишу в поставке товаров альянсу. Мы вчетвером навеяли подспудно Бате замысел проведения в колхозе экономических реформ. Мы четверо вбивали ему в голову — опять подспудно же, уже после приёма на посошок тюльки с факелами — идею, как поправить хозяйство. Из ягоды-оскомины гнать «Фирму» и варить варенье; на Дальнем поле под прикрытием топинамбура растить мак и коноплю. Ну, а чтоб не стало подозрительным от скорого подъёма колхоза, подсказали идею из усов оскоминицы плести всякие там поделки: корзины, вазоны, баулы, сумочки, кошельки. Не всё у нас получилось, как замышлялось: ниши своей толком мы так и не заняли, прибытку особого не получили. Отношу неудачу к не растерянной «на гражданке» Францем Аскольдовичем Куртом офицерской чести: полковник марсианский одерживал-таки верх над земным председателем колхоза. Такова Батина натура. Но обиду не держали, Батю мы уважали и любили. Мдя.