— Им можно только посочувствовать…
Татьяна подошла к входной двери, начала вертеть во все стороны собачку замка. Тот, как обычно, ни в какую не желал открываться с первого раза.
— Оставь адресок, красотка! — смеясь, крикнул ей в спину Леонид. — Продам квартиру, так и быть, подкину тебе на бедность!
Татьяна мгновенно вернулась в «кабинет», остановилась посреди него. Глаза ее сверкали, того гляди, посыпятся молнии. И испепелят все вокруг. Челкаш миролюбиво виляя хвостом, встал перед Татьяной. Но она даже не взглянула на него. Она была во гневе.
— Нет, вы что… с ума сошли!? По какому праву вы меня оскорбляете!?
— Спокойно, спокойно! Не надо корчить из себя невинную девочку! Ах! Ах! Ах! Спекуляция, она и есть — спекуляция!
— Я честно работаю!!! — в ярости выкрикнула Татьяна Котова. И опять топнула ногой.
— Брокеры, шмокеры, дилеры…. Какими новомодными ярлыками не прикрывайтесь, суть все равно — та же!
— Договаривайте! Что ж замолчали!
— До свидания… красотка! — улыбнулся Чуприн.
— Нет, вы договариваете!
— До свидания! До свидания! — весело настаивал Леонид.
— Нет уж, вы давайте договаривайте! Что вы хотите сказать… всеми этими… вашими гнусными намеками?
— Все вы — ворье!!! — не выдержав, брякнул Чуприн.
— Что-о-о!?
— То самое! И ты не глухая! Отлично слышала, что я сказал. А я всю жизнь говорил, что думал! И не намерен…
— Немедленно возьмите свои слова обратно!
— Кто ты такая? — возмутился Леонид. — Нет, кто ты такая? Кому скажи, не поверят! Скажи спасибо, что вообще… на порог тебя пустил!
— Последний раз! — угрожающе зарычала Татьяна. — Возьмите свои слова обратно!!!
— Ты что, окончательно спятила, красотка-а!? — с не меньшей угрозой в голосе, зарычал Чуприн. — Я… у себя… дома-а!!! Ясно тебе-е!?
Татьяна, трясясь от возбуждения, возмущения и еще чего-то там, оглянулась по сторонам, подошла к окну и настежь распахнула его. Подошла к столу, схватила пишущую машинку и, высоко подняв ее над головой, подбежала к раскрытому окну.
— Сто-о-оять!!! — заорал Леонид Чуприн. Голосом тренера, подопечный которого, наконец-то, поднял рекордный вес и теперь должен удержать его несколько секунд.
Татьяна, с поднятой над головой машинкой в руках, замерла у раскрытого окна.
— Слушай… ты!!! Слушай и… запоминай!!! Если ты… сейчас же… не поставишь пишущую машинку на место…. Я тебя… так отделаю… ты полтора месяца… с постели подняться не сможешь!!! Поняла-а!?
Татьяна, с ненавистью глядя прямо в глаза Чуприну, секунду помедлила и… выкинула машинку в раскрытое окно. Леонид невольно вскрикнул. Через мгновение снизу донесся глухой удар об асфальт, треск и испуганный собачий визг. Приземление «Эрики» было явно не мягким. Отнюдь не как у спускаемых аппаратов космических кораблей.
Леонид прикрыл глаза ладонью и застыл в кресле. Его фигура напоминала скульптуру сидящего драматурга Островского перед Малым театром. Правда, великий драматург лица ладонью не закрывает. Челкаш мгновенно присоединился к звонкому собачьему лаю со двора. Встал передними лапами на подоконник и возмущенно перелаивался с каким-то дворнягой. О содержании их «диалога» оставалось только догадываться.
Татьяна медленно попятилась и, прислонившись спиной к стене, тоже ладонью прикрыла глаза. Потом осторожно присела на тахту.
«ОНА, действительно, сошла с ума!» — вертелось в ее голове.
Через раскрытое окно со двора в «кабинет» доносились возмущенные крики, собачий лай и даже автомобильные гудки.
Бедная, бедная «Эрика»! Сколько чувств, эмоций, неординарных мыслей, далеких воспоминаний и фантастических мечтаний прошло через твои рычаги, клавиши и буквы. За тобой, откровенно говоря, неважно ухаживали. Редко чистили, еще реже смазывали. Но ты не бунтовала, никогда не отказывалась ни от каких текстов. Мало отдыхала и даже ни разу не побывала на профилактике в мастерской. Тебе, «иностранке», рожденной в далекой чужеземной стране, тяжело жилось в этом суровом северном климате. Ты не роптала, ты много трудилась и безотказно выполняла любые поручения. Стоило хозяину только пальцем шевельнуть, на белой бумаге, заправленной вокруг упругого черного валика, как по волшебству возникали четкие и ясные буквы. Ты складывала их в слова, предложения, формировала в абзацы…. Есть что вспомнить! Ты явно достойна лучшей участи, нежели быть выброшенной в окошко какой-то неуравновешенной женщиной! Ах, как несправедлива подчас судьба к предметам, верой и правдой служившим нам долгие годы!
Бедная, бедная, бедная «Эрика»!