Из-за колоссальной загруженности сам я не смог принять участие в подготовительной работе. Я уехал по своим делам в Галилею, а когда вернулся, оказалось, что Жаботинский уже собрал человек 300–400. Я обратился к начальнику штаба английской армии полковнику Уотерс-Тейлору и объяснил ему сложившееся в Иерусалиме положение, каким оно мне представлялось. Я сообщил ему об организации отряда самообороны и попросил о том, чтобы правительство официально вооружило его. Полковник мне ответил, что решение этой проблемы находится в компетенции Верховного комиссара и пообещал доложить о ней генералу Болсу. Через несколько дней я получил через д-ра Идера9, члена Ва’ад-Гацирим10, ответ от генерала Болса, который писал, что не считает возможным вооружение еврейской молодежи в Иерусалиме.
Положение тем временем становилось критическим. Со всех сторон к нам поступали сообщения о надвигающемся еврейском погроме. Мы всячески пытались отыскать оружие. По своим каналам объявили о том, что евреи, имеющие оружие, обязаны передать его отряду самообороны. Лейтенант Жаботинский вновь обращался к военному губернатору <Сторрсу> и просил легализации и вооружения отряда.
В эти дни меня не было в Иерусалиме, но я знал, что Жаботинский сообщил Сторрсу о существовании отряда еврейской самообороны. Кроме того, нельзя допустить, чтобы власти не имели никакого представления о нем – лейтенант Жаботинский проводил с ним каждое утро военные занятия.
Вопрос. Где проводились занятия?
Ответ. Насколько мне известно, вблизи школы Лемель.
Я вернулся в Иерусалим в пятницу 2 апреля и узнал, что в этот день начался праздник Неби Муса и что все участвующие в шествии арабы покинули город. Мне сообщили также, что хагана и полицейские, находясь в разных его частях, контролируют ситуацию и пока все тихо. Мы были уверены, что опасность погрома миновала, и в воскресенье утром я принялся за обычную работу. Первая весть о погроме достигла меня в 10.30 час. Оказавшись в больнице Ротшильда, я увидел прибывающих туда раненых. Я разыскал Жаботинского, и он рассказал мне об обстоятельствах, сопутствовавших началу погрома, об участии в нем арабов-полицейских и о том, что английские власти препятствовали действиям хаганы, оказывавшей сопротивление погромщикам…
Лейтенант Жаботинский и я отправились к военному губернатору. Мы встретили его неподалеку от больницы Ротшильда и предложили ему, в связи с создавшимся положением, опереться на нашу помощь – помощь хаганы. Полковник Сторрс ответил, что он очень занят и пригласил нас встретиться с ним через час. А до этого времени отправиться в еврейский квартал и успокоить жителей. Чтобы не быть задержанными, мы попросили полковника Сторрса выдать нам пропуска или офицера для сопровождения. Военный губернатор ответил, что если мы не станем вмешиваться в события и если у нас нет оружия, нас никто не задержит. Мы сказали, что имеем оружие. Тогда присутствовавший при этом лейтенант Гауе потребовал от нас разоружиться. Поскольку Жаботинский был офицером запаса британской армии, он не смел ослушаться приказа военного губернатора, но я отказался разоружаться. Я попросил полковника Сторрса разрешения на ношение оружия, указав ему на то, что погромщики не щадят ни стариков, ни женщин, ни детей и мое право оказать им помощь – а как это можно сделать, не имея при себе оружия? Лейтенант Гауе заявил, что он вынужден сдать меня одному из офицеров. На мой вопрос, означает ли это, что я арестован, полковник Сторрс ответил: «Нет», но попросил последовать за ним в его кабинет. Я подчинился, но через несколько минут туда явился нарочный и попросил нас вернуться. Полковник Сторрс доказывал мне, что вместо помощи я создам лишь дополнительные проблемы, на что я в свою очередь указал на просчеты с его стороны. На новое требование сдать оружие я вновь отказался. Тогда он сказал, что считает необходимым пригласить меня и Жаботинского к себе и посоветоваться относительно тех мер, которые следует предпринять, но пригласить вооруженного человека он не может. Я согласился сдать пистолет на то время, что буду в его доме, и договоренность была достигнута. Нас было четверо: лейтенант Гауе, лейтенант Жаботинский, полковник Сторрс и я. Открывая заседание, полковник Сторрс сказал: «Мне известно, что несколько дней назад вы доставили в Иерусалим партию оружия». Лейтенант Жаботинский не возражал: «Да, это так». Полковник Сторрс заметил, что в таком случае он должен нас арестовать. Мы ответили, что находимся в его власти. Он попросил указать, где размещаются наши люди и где хранится оружие? На это мы спросили его, планируют ли власти использовать хагану для защиты еврейского ишува7. Коль скоро это так, мы готовы предоставить данные о бойцах хаганы и оружии, а сами – перейти в полное его подчинение, но в таком случае мы просим обеспечить нас дополнительным оружием, так как то количество, что имеется в нашем распоряжении, крайне скудно. Но если им руководят иные мотивы, то в сложившихся обстоятельствах у нас просто нет морального права раскрывать места расположения хаганы и тайники, в которых хранится оружие.