«Ты абсолютно прав, — говорит он. — Я позволил уговорить себя на гастроли, принесшие мне разочарование. Я не должен был делать этот диск, Мэтт. Мне нравятся некоторые песни с него, «Home» — одна из лучших сочиненных мной песен. Прекрасная вещь «The Powers That Be». А сам альбом получился старомодным. Помню, продюсер однажды сказал: «О нет — эта песня звучит старомодно», и — сигнал тревоги раздался у меня в голове.
После моих экспериментов с «Pros And Cons» и «KAOS» я играл в Цинциннати для 2000 человек в зале на 10 000 мест, тогда как через дорогу мои коллеги играли на футбольном стадионе для 80 000 человек, и меня это несколько раздражало. Но по окончании «KAOS»-тура я стал думать примерно так же, как король Генрих Пятый: «Чем меньше у тебя бойцов, тем величественнее победа». Мне понравилось то, что эти 2000 человек в зале — а там была публика со всего Среднего Запада — были чем-то вроде небольшого закрытого клуба. Поскольку люди, пришедшие на концерт, были фэнами, у меня был хороший контакт с залом».
Коллеги Роджера Дэйв Гилмор, Ник Мейсон и Рик Райт продолжили работать под именем «Pink Floyd» после того, как Уотерс заявил, что группа в творческом плане стала банкротом, и целиком погрузился в работу над своим первым сольным альбомом «The Pros And Cons Of Hitch Hiking». Сюжет альбома возник у Роджера в то же самое время, что и сюжет «The Wall», семью годами ранее, и, хотя он был менее автобиографическим, группа его отвергла.
Самый большой творческий конфликт между Уотерсом и прочими членами группы произошел из-за двух вариантов песни «Comfortably Numb» на диске «The Wall». Дэйв записал второй, чтобы заменить первоначальную, небрежную фоновую аранжировку, для чего он перезаписал оркестровые партии. «Никто не хотел уступить, — сказал Уотерс. — Оркестровые партии были записаны в Нью-Йорке Бобом Эзрином и Майклом Каменом. И когда запись оказалась у нас, я решил, что это прекрасная аранжировка; но Дэйв посчитал, что она сделана небрежно. Поэтому когда мы с Эзрином уехали записывать вокальные партии, Дэйв потратил неделю, перезаписывая треки. Помню, запись была сделана на 24-дорожечной пленке; мы с Эзрином ожидали, что она будет звучать еще лучше, что Дэйв улучшил ее; мы включили магнитофон, посмотрели друг на друга и… — Роджер изображает зевок. — Поскольку это звучало просто ужасно — неестественно и мертво, — запись потеряла ту страстность, что имелась на оригинале. И возникла настоящая ссора. Самое интересное, что Эзрин полностью был на моей стороне. Однако Дэйв отстаивал свой вариант, и в конце концов мы использовали вступление из старого варианта и первые несколько тактов из нового. Это все, что мы смогли сделать, чтобы не было победителей и побежденных. И, конечно, проиграла группа, потому что тогда стало ясно, что у нас разные взгляды на музыку».
«В какой момент ты понял, что Гилмор перестал чувствовать драматизм в музыке? Или, как объяснил Г илмор, ты просто не захотел сочинять вместе с ним?»
Роджер делает паузу.
«Мы с Дэйвом никогда не сочиняли вместе. Не помню, чтобы я когда-нибудь сочинял вместе с ним. Иногда он приносил последовательность аккордов или гитарный рифф, и я делал из них песню, например «Wish You Were Here». Мне нравится этот рифф, он фантастический. Но мы никогда не сочиняли вместе. Никогда. И Дэйва никогда не интересовал драматизм. Не интересовал мой жизненный опыт. Он никогда не проявлял никакого интереса к драматизму вообще. Никакого. Совсем никакого».
«Я спросил Дэйва: «Может быть, Роджер считал, что группа не должна продолжать работать после его ухода потому, что там не будет альянса
Гилмор/Уотерс, а вовсе не потому, что там просто не будет Уотерса?» Он ответил, что не думает, что ты хотел продолжать работать с ним».
«Послушай, я прочел твое интервью с ним в «Musician», и что ты хочешь, чтобы я сделал? Чтобы я пристрелил его в ответ?»
«Нет, мне интересно понять, какие у группы были разногласия при сочинении музыки; если причина была в нелюбви друг к другу, то совместная работа ее сочинителей потеряла всякий смысл для каждого из них».
«Все правильно», — жестко говорит Роджер.
«Думаю, я занял беспристрастную позицию. На самом деле, когда я извинился перед тобой за свои насмешки на премьере альбома «Amused To Death», ты сказал: «Нет проблем — каждый хочет кушать». Я подумал: «Черт, этот сарказм для меня или для Дэйва?»
«Это было сказано в твой адрес. Почему с таким сарказмом? Потому что ты работаешь на журнал, который хочет продать как можно больше экземпляров. Если я буду сидеть здесь и давать тебе интервью наподобие того, какое дал тебе Дэйв, это будет… Лучше я не буду затрагивать эти вопросы. Я разделяю твою точку зрения, что тем, кто учится музыке, было бы интересно знать, как она возникает. Но если я отвечу на эти вопросы, возникнут новые, и лучше я не буду об этом говорить. Мне интересен драматизм, мне нравится мой новый альбом, я надеюсь отправиться с ним на гастроли. Пусть люди послушают «A Momentary Lapse Of Reason» и то, что делаю я, и старый материал, и если у них появятся вопросы, что ж, пусть делают собственные выводы из услышанного. История распада группы никогда не будет написана, потому что я не собираюсь тратить на это свою жизнь. Она написана другими людьми, которым я этого не разрешал, и это просто куча дерьма. Я не согласен с тем, как меня там изображают, но я знаю, почему меня изображают именно таким. Я доволен собой и своей работой. Я знаю, что я делал и чего не делал. В 1987 году я ясно изложил свою позицию относительно использования названия группы, и моя позиция не изменилась. Но название теперь принадлежит другим людям, такова ситуация. Я ничего не могу с этим поделать. Поэтому лучше я не буду говорить об этом, понимаешь? Есть войны, которые нужно вести независимо от того, победишь ты или нет, и эта война не из их числа».