И сегодня дополнительное тому подтверждение: эти двое, особой выдумки не проявив, точно так же сидели на своих насестах и ждали, пока он выйдет на аллею. Но в этот раз Тушин пренебрег асфальтом и двинулся по боковой дорожке, несмотря на то, что она успела подмокнуть от дождика, мелко заморосившего с полчаса назад. Казалось бы — какая разница, с оперативной точки зрения, ан нет: простейший сдвиг возможного эпицентра событий на десять метров в сторону, за редкую двойную череду широкоствольных деревьев — и размер возможной аудитории, вероятность присутствия потенциальных свидетелей, сокращается в разы… во многие разы. Чтобы избежать участи жертвы, предпочтительнее бы наоборот — увеличивать сию вероятность своими действиями, но Вадим Тиберьевич давно и жестко рассержен на всех тех, кто мешает ему доживать последние дни земного бытия, а главное — подготавливать его последний «Поступок». Так что… пусть эти юные подонки сами хлебнут, пусть на себе распробуют участь жертвы. День будний, час поздний, аттракционы закрыты, небесное пространство над городом низко зашторено во все стороны, по самый окоем, будущими хлябями, которые сейчас не облака, и не тучи, и не туман, а единое серое ненастье… вот-вот хлынет!.. Люди и разбежались кто куда. Впереди мужик в синей строительной робе поверх тельняшки — мимо Тушина стук-шлеп, стук-шлеп, сапожищами по мокрой траве скользя, и куда-то чешет в сторону метро, на четверть кабельтова уже обогнал… За бутылкой, это без сомнения. Парочка средних лет под мужским зонтом по аллее навстречу прошла, ругаются друг на друга, отсюда слышно, а зонт дрянной, обвисший с одного боку, дряблый.
Тушин идет, осторожно огибая только что натекшие, словно проступившие из под земли, узкие лужицы, по натоптанной, пока еще умеренно влажной дорожке, и эти двое тут как тут, слева сзади от него, метрах в восьми… С асфальта сходить не пожелали… Тушин остановится высморкаться — и конвоиры доморощенные немедленно тормозят, не желают его догонять-обгонять… Все как в прошлые два раза, только тогда они хыкали да гыкали, да по спине друг друга стукали, а ныне очень уж напряжены.
«Вот что, Раф! Слонеус нами недоволен, что мы, типа, долго менжуемся и никаких результатов по теме не выдаем. То есть, вообще по нулям, говорит. Это стремно для нас, потому что он чувак справедливый, но резкий. Поэтому предлагаю активизироваться, только — по-умному, без статьи и срока. Типа, конкретно придвинемся к старцу и еще раз воздействуем на него вербально. Только добавим энергетики. Что?.. Ну, орально, криками — чтобы тебе было понятнее. Подберемся как можно ближе, вплотную, гаркнем прямо в лицо, обматюкаем… Но — лично к нему не прикасаясь, понял? Как если бы под камерами наружного наблюдения. Дескать, а мы что? А мы ничего! Сказали дедушке, что у него, типа… что-то вот-вот выпадет, типа кошелька, палки… А он испугался… Нет, не так: мы увидели, что дышит тяжело и спросили: дедушка, вам помочь, а ему плохо стало. Понятно? Если сдохнет на месте — очень хорошо: и ему, и нам, и шефу от этого будет одна только польза. У Виталика интерес — квартира. Выкрутит ее, типа в наследство, либо еще как — глядишь, и нам перепадет зелени тонна-другая… каждому. Пень свое пожил, теперь нам пора».
И вот эти двое р-раз, было, дернулись — поперек аллеи в его сторону… — и осеклись, дальше пасут. Похоже, будет нападение. Значит, либо Слоник, либо «Совет» заказчики, ибо Фунтику от него очередной грант получать на днях, не станет Вадик досрочно душить золотоносную курицу… Нет, это не Фунт, в любых подозрениях надобно знать меру, иначе — труба всем делам и планам. Но Вадика уместно будет дополнительно подмазать и замазать. Не забыть, не забыть, запомнить: Вадим Захаренков, замазка и подмазка, стволом и деньгами, и… еще чем-нибудь. Это хорошая мысль.
Вадим Тиберьевич, опершись левой рукой на трость, остановился отдышаться, а правой полез за носовым платком во внутренний карман куртки, просторной, кожаной, непромокаемой. У некоторых вещей странная судьба: совершенно очевидно, что куртка переживет своего владельца, в целости и сохранности, практически не старея, но столь же очевидно, что превратится в никому не нужный помоечный хлам сразу же после смерти хозяина. Будничная жестокость бытия. Как сердце чувствовало, что сегодня надо именно «Макарова» брать. Ладонь легла на мелкоребристую рукоять пистолета, палец негибко и нечувствительно потрогал-проверил предохранитель… черт его разберет… вроде бы, если память не подвела, он его как сбросил после обеда, на прогулке-моционе, так и не ставил обратно… Положит обоих, а лучше одного. Плохо только, что не отмазаться будет от инцидента и следствия, дело-то плевое, размотают мгновенно, следы тут никак не замести. Но зато по следам четко будет видно, что — да: пасли, шли параллельно (это они шли и громко угрожали словесно, оскорбляли… как от них убежишь, с костылем-то, в восемьдесят пять лет… они молодые, сильные… из прохожих никто и не пытался заступиться… за что, почему — не ведаю, надеюсь, что это вы мне объясните — за что, по результатам следствия), потом делали попытки идти поперек, то есть, сократить расстояние, почва достаточно влажная, отпечатки должны, должны быть… Они напали, он защищался. «Макаров» именной, наградной, легальный, а что при себе носил — так это один раз, именно сегодня, потому что те двое за ним охотились, неоднократно ему угрожали… На работе подтвердят, он (на всякий случай… не конкретизируя где и когда… чтобы Коля Анциферов вспомнил, в случае чего, или не вспомнил, пропустил мимо ушей старческое брюзжание, если проблема рассосется без последствий) мимоходом и недоуменно жаловался на такой факт… Вот он и… в порядке самообороны… Как выяснилось — не без оснований опасаясь… В крайнем случае, возьмут подписку о невыезде.