— В девяносто третьем.
— Я тогда пробралась поближе к сцене, в самую толкотню, а с собой у меня была крутая шерстяная шаль, черная, вся сплошь с красными строчками… «Красное на чер-рном!» Я ею размахивала! А Костя, такой, посмотрел прямо на меня, а потом как закричит этим: «Давай, Чума! Давай, Шатл!..» Ух, весело было! Весь зал словно с цепи сорвался!..
— Ты на дорогу смотри, и руки на руле держи.
Дети на заднем сидении переглянулись и недоверчиво захихикали, они были не в силах представить, что мама, их мама! — была когда-то отчаянной алисоманкой!
Лён даже позволил себе усомниться вслух: «Мам, по-моему, ты что-то слегка придумываешь! В девяносто третьем уже Тимка родился, даже в девяносто втором. Не с ним же ты у сцены плясала?»
На самом-то деле, конечно же, мама своим детям врать ни за что не станет, но, если вдруг начнет оправдываться — глядишь, и выдаст что-нибудь еще такое любопытное из своего прошлого.
Мама вопросительно взглянула на папу — дети кивка не заметили, но, похоже, папа позволил маме повестись на детскую провокацию еще на пару шажков.
— Да, Тимочка уже был. Но мне — ох, хотелось, так хотелось побывать на «Алисе»! Я три дня папу уговаривала, пока шли концерты, и на четвертый, на последний, упросила!..
— Потому что достала хуже комара.
— Мам, а что, тогда концерты по три дня подряд шли?..
— Мамик, а кто с Тимочкой остался, бабушка?
— С Тимой остался папа, мужественно принял на себя в тот вечер и пустышки-сосочки, и пеленочки, и кефирные бутылочки… потому что папа у нас не любит громкую музыку.
— Угу, музыку… Еще скажи — вокал.
— И вокал. У Кости, между прочим, хороший голос. Ну, вот. Папа остался с Тимой, а мне удалось сбегать на Алису… По-моему, это было в самом конце первой зимы девяносто третьего года. Так, Валера?
— Двенадцатого февраля.
— Мамик, а что значит — первой зимы? Что, была еще и вторая?
— Ну, а как же? Январь-февраль — первая зима, декабрь — вторая. Во всем северном полушарии так.
— Мам, а я вспомнил! Это ты у Лука прочла насчет двух зим!
— Что?.. У Лука?.. Наверное… вполне возмо… Ах, ты!.. Он подрезать меня вздумал!.. Вот наглый баран!..
Мама нажала кнопку и выглянула в открывшееся окно.
— Я это место уже полчаса как высматривала, господин хороший, задолго до вашего появления! Так что уж простите!..
Папа Меншиков первым, хотя и не спеша, выбрался из машины, с извинительной улыбкой в сторону автомобиля-конкурента развел ручищами, и на этом все споры за бесплатное парковочное место прекратились.
Когда мероприятие во дворце спорта обещает быть жарким и шумным, когда в кассах города уже обозначился аншлаг, когда толпа зрителей состоит в основном из молодых людей, подогретых пивом и ожиданием бузы, к месту событий со всего города подтягиваются готовые ко всему отряды блюстителей порядка и безгрешного уличного бытия… А приглядеться повнимательнее — где-то в закоулках можно обнаружить и автобусы, битком набитые скучающими омоновцами. Если же аудитория состоит в основном из старушек, собравшихся на очередную проповедь пастора-евангелиста из Нигерии, либо на сеанс знаменитого и признанного во всем мире экстрасенса, академика ста шестидесяти четырех международных академий, величайшего сибирского мага-целителя из города Митрофаньевска, то вместо омоновских автобусов за углом, у выхода непременно дежурят кареты скорой помощи. И те, и другие бригады редко уезжают без добычи…
А сегодня открыты все шесть дверей, милиции вокруг… немало, она присутствует на любой из важных точек праздничного пространства, но представлена очень даже умеренно, а омоновцев и врачей вовсе не видать, ибо публика сегодня идет спокойная и разновозрастная, то есть, гораздо менее однородная и стадная, нежели обычно.
Лёна Меншикова и плотно примкнувшую к нему сестру подвели к отдельному столику, записали как совладельцев главного призового билета, пометили нагрудными баджиками «ПРИЗЕР», сразу же после регистрации предложили занять места в партере, в первом ряду… Родители, подробно выяснив у менеджеров-распорядителей — что там к чему, коротко посовещались и возражать не стали.
— Дети! Смотрите оба, смотрите предельно внимательно! Мы с папой сидим на трибуне, на восьмом ряду: вот здесь! Пометили точкой на программке. На всякий случай, на обеих пометьте. Хорошо. Теперь смотрим в зал и сравниваем реальность со схемой. Вон там наша с папой трибуна. Видите? Великолепно. А мы смотрим на вас, и вы все время должны быть в поле нашего зрения. Отлучился, например, кто-то из вас в туалет — и немедленно, больше ни на что постороннее не отвлекаясь, возвращается на место. Если что — тут же звонить мне!