— Это не поможет, Чейз, лохов… хомячков уже ничто не напугает.
Она говорила это с ноткой ненависти, даже на оскорбления сорвалась. В глазах сверкнул огонек, однако очень быстро угас.
— Ничего с этим уже не сделаешь, нынешнее поколение закалено всякой всячиной, их не прошибешь.
— Но ведь напугать — суть дома ужасов, а сделать нереальное реальным — цель любого фестиваля!
Чейз едва не пустил слезу от этих слов. Мало кто из молодых стал бы толкать такие речи с таким энтузиазмом.
— Больше нет, никто уже не верит в призраков, и в предсказания, и в реальность фокусов… — Он снял шляпу, отдавая дань фестивалям прошлого.
— Тогда зачем это все? Зачем вообще хомячкам нужны атракционы?!
— Понятия не имею, но они приходят, они приносят нам деньги, которых пока хватает на существование. Если хочешь, можешь идти искать другую работу, а я уже слишком стар, чтобы учиться новым трюкам.
Говоря это, он попытался вспомнить, сколько с ним работала его юная ассистентка. Пару лет… или пару десятков… Он слишком много времени провел с ней, чтобы точно сказать, будто Пинки всегда была рядом.
— Я не хочу искать другую работу, я лишь хочу вернуть душу этому месту, ту магию, которой оно обладало когда-то давно.
По нарисованному гриму покатились слезы, настоящие слезы. Ну и пусть! Пускай эта девчонка была в два раза моложе большинства работников фестиваля, пускай ее предки не были карни-от-карни, но в одной этой пони можно было поместить всю суть этого места!
— Иди в свой трейлер, Пинки, отдохни немного, а я подумаю, что с этим омжно сделать.
Остаток рабочего дня Чейз провел сам. Без его очаровательной помощницы декорации стали просто декорациям, хотя по сути это ничего не меняло: хомячки приходили, смеялись, визжали, покупали фото, уходили. Им было все равно, отчего орать, а это означало, что все мастерство Пинки утекало в пустую.
Прошел еще один день, а Вайз все никак не выходила на работу. Чейз расспросил коллег — никто ее не видел. Обеспокоеный единорог решил навестить ее и узнать, как идут дела у розововолосой.
Стоя у двери ее фургончика он признался себе, что эта девчонка была для него как дочь. Он нашел ее, поставил на ноги, дал вторую жизнь. Он волновался за нее намного больше чем за других товарищей и чувствовал, что происходит что-то неладное.
Пять минут Чейз стучал в дверь, ждал и снова стучал. Хоть единорог пообещал себе никогда этого не делать, ему пришлось достать старый дубликат ключа и открыть дверь — все для ее блага.
Но комната пустовала и похоже уже не один день. Кровать застелена, шкаф пуст, остальные вещи аккуратно лежат на полочках — будто она просто собралась и ушла, но неужели это чудо могло так поступить? Защищать карнавал всей душой, а потом вот так все оставить?
Чейз не мог так просто этого оставить, он нарушил еще одно обещание, данное себе, и перерыл всю комнату. Под подушкой единорог обнаружил дневник, и прочитав его был крайне шокирован. Последняя запись была сделана сразу после их разговора, когда Пай ушла в свой фургончик.
Сегодня я окончательно поняла, что мне здесь не место.
За те годы, что я проработала тут, карнавал стал для меня вторым домом. Я уже и забыла про все те ужасы, что случились со мной они начались с фокусника, с карнавала. Это было похоже на счатсливый конец: я пугала хомячков, питалась их страхами, они быстро забывали об этом. Никто не умирал, никто не страдал, и можно было жить нормальной жизнью.
Когда голод пропадал я не чувствовала себя дочерью того монстра, я могла жить как хочу и ни о чем не волноваться! И да, когда этот голод пропадал, можно было почувствовать дух карнавала — чудеса с ароматом сладкой ваты. Ах, я действительно верила, что все беды в мире переставали существовать, как для тех хомячков, что гостят на наших фестивалях. Я думала, что могла обдурить судьбу, ведь для меня вся жизнь — карнавал!
Но нынешние хомячки, они совсем испортились! Их уже ничем не напугать, как бы я не старалась, и голод — ужасная пустота во мне — вернулся.
С голодом приходит беда, приходит опасность. Я не хочу, чтобы и эта семья погибла, не хочу чтобы мои силы взяли контроль надо мной. Мне надо бежать от сюда, хотя если я убегу, то уже не вернусь… Карнавал неуловим, как синяя птица удачи, да и ни примут они меня…
Но я все еще могу помочь им. А надо просто… просто заставить лохов хомячков поверить в чудо, поверить, что их страхи реальны.
Это будет легко.
Учитывая, что я и есть страх.
========== Часть 4 ==========
«Охота на Селестию не принесла должных результатов. Я приняла облик ее сестры и вырвала норовливой принцессе крылья.
Поначалу это сработало и голод отступил, но потом все стало только хуже. Я думала, пережитого ею ужаса должно хватить на долгое время, но нет, эта сущность во мне хочет все больше и больше!
Мне начали сниться кошмары. Уж не знаю, причастна ли к этому обиженная сестра моей жертвы или мой голод. Во сне я снова и снова оказываюсь в цирковом шатре, а он — тот жуткий монстр — стоит посреди сцены за кучей красных шаров.
Я всегда просыпаюсь до того, как эти шары разлетяться, но и так прекрасно знаю, что за ними прячется. Продолжение этого сна всегда со мной — каждый раз, как смотрю в зеркало.
Карнавал больше не может утолить моего голода, боюсь, вскоре и самые сильные страдания не смогут. Мне понадобяться смерти, много и много смертей.
Недавно я все же решилась прекратить питаться страхами, жить как обычная пони. Да, мои силы могли ослабнуть или вообще исчезнуть, но это даже к лучшему.
Жаль только что не исчезли, а начали работать против меня. Вчера я проснулась от странного шороха и осомтрелась по сторонам. Передо мной стояла маленькая деовчка в сером платьице. Ее волосы были ярко-розового цвета, без каких-либо лишних цветов, а глаза ни капли не отсвечивали в темноте.
Та девочка гордилась своим именем, гордилась, что она носит фамилию Пай. Она подошла ко мне, прося помощи, говорила, что заблудилась. Ей тут не нравилось — а кому понравиться в сточной канаве?
Я сделала несколько шагов ей на всречу, а тогда девчонка завопила, она попыталась убежать, но споткнулась о камень и упала без сознания в воду.
Я взяла ее на руки и как могла бережно уложила на собственную кровать. Надеюсь, она навсегда останется частью семьи Пай и никогда не вспомнит об этом кошмаре.
Что же касается меня я больше не могу так. Вместе с магией утекают мои жизненные силы. Но что бы не случилось, я не хочу выходить на поверхность, не хочу вредить жителям Эквестрии, и если жизнь без питания чужими страхами означает конец я приму его.»