На следующий день на работу она прилетела весенней пташкой – так и хотелось петь и щебетать. Но радужное настроение скоро улетучилось, так как время тянулось медленно, а посетителей было много. В самый разгар работы еще и Неля заявилась вместе с Дашенькой.
– Ой, Зин, ты говорила, у тебя такое фруктовое пюре, что пальчики оближешь. Дашку не угостишь? А то мы все магазины обошли, и нигде свежего пюре нет, – нагло фантазировала соседка, усаживаясь в самом центре небольшого зальчика. – Зин, слышь чего, а мне курочку с грилем ты грозилась…
Зинаида ничем таким не грозилась, и ей уже изрядно поднадоели соседи-захребетники, которые ходили к ней в бар строго в порядке очередности, но поднимать шум при людях не хотелось. К тому же ей было искренне жаль несчастную женщину с ребенком.
– Сейчас принесу, – вздохнула она и в который раз подсчитала убытки.
Ее расчеты Нелю мало интересовали, ее волновало другое:
– Ты сегодня когда к жениху-то?
– Вот Ариша придет в четыре, меня сменит, я и пойду, – как-то не совсем радостно сообщила Зинаида.
– Это хорошо, тогда я на щеколду запрусь.
– Здрассьте! А как я домой попаду?
– А ты сегодня еще вернешься, что ли? – удивилась соседка, поправляя дочери бант. – Да чего дома-то делать? Я заметила, ты уже и чемодан собрала…
Зинаида и в самом деле кое-что собирала, но однако ж это было еще тогда, когда она собиралась с Плюхом «в ссылку», то бишь на повышение в другой город.
– Я тебе его сюда хотела притащить, чтоб тебе два раза не возвращаться, да с Дашкой я, – сообщила Неля и яростно вгрызлась в курицу. – Нет, ну о чем только думаешь? Мужика хватать надо! Хватать!
Зинаида сама не знала, что ей думать. Неля съела свою порцию и уже ушла, а она все еще сидела за столиком и размышляла – а может, ну его ко всем бабушкам, этого жениха? Как ни верти, а Юнона права – замуж надо выходить по большой любви. Не может же она так вот заявиться к старичку и выложить: «Здрассьте, мол, я временно побуду вашей женой, пока вы еще немножко живы, а вы потрудитесь переписать на меня квартирку. Да сильно-то на этом свете не задерживайтесь, честь имейте!» И чем ей этот старичок мешает? Пусть живет долго и счастливо. И разве плохо ей, Зинаиде, в коммуналке? Вон какая Неля замечательная. И Юнона, и даже Гриша… Вот черт, Гриша точно потом по́едом заест. А, да что там! Пусть только попробует!
В общем, после работы Зинаида, нагруженная пакетами с продуктами, потащилась под родную крышу.
– Во! Вы только гляньте, Офелия Адамовна! Так и тащут с работы-то, прямо волокут! Надо подбросить Лукову сенсацию. Он на этом прославится.
Зинаиду перекосило. На лавочке возле подъезда сидела здоровенная Лариса Петровна – в прошлом метатель молота, а в настоящем жена перспективного журналиста Игоря Лукова. Лукову двигалось к шестидесяти, в старенькой пятиэтажке он жил с десяти лет, и все это время двор ждал, что Игорек однажды прославится и съедет в новые, роскошные хоромы. Однако годы шли, а Игорек так и застрял на звании «перспективного». Правда, потом еще добавилось «подающий надежды», но дальше с продвижением у журналиста не получалось. Игорь Луков всегда ходил хмурым, на соседей смотрел пристально и с подозрением, а его жена Лариса Петровна открыто делилась со старушками на лавочках: ее муж «ищет сенсацию». Кстати, она и сама помогала ему в поисках, как могла. Однажды даже притащила мужа на улицу и долго тыкала пальцем в небо, пока суженый не узрел, как с четвертого этажа по решетке осторожно спускается запоздалый гость от известной легкомысленной особы. На следующий день в газете появилась заметка о падении нравов нынешней молодежи. Правда, в ней был обойден молчанием момент, что в роли молодежи в данном конкретном случае выступала дама пятидесяти с лишним годков. Заметка не всколыхнула спящие эмоции горожан, и Лариса Петровна с новым пылом кинулась на поиски сенсаций.
Вот и сейчас она сидела на скамейке с соседушкой Офелией Адамовной и грозилась пасквилем на Зинаиду. Офелия Адамовна только чопорно кивала головушкой в шапочке с помпоном и старалась не греметь сеткой – авось Ларисочка не расслышит, что у бабульки полная сеточка пустых бутылок. Они после пенсии скопились, старушка направилась было сдать, а тут такая встреча – жена журналиста. И никуда не вильнешь, а то угодишь на старости лет в «сенсацию».
– Я говорю, Зинаида Иванна, – ехидно скривилась Лариса Петровна, – мужу моему надо сказать: вот про кого писать-то надо! Про то, как вы из бара телегами возите!
Зинаида вздохнула и вежливо хихикнула:
– А-а, хи-хи, вон вы про что… А я уж думала снова про юбилей. Меня Игорь Викторович попросил ему в нашем баре юбилей организовать. Ну, чтобы подешевле. А вы, значит, все про писанину…
– Нет, позвольте… про какую писанину? – переполошилась Лариса. – И я про юбилей! Зинаидочка, вы уж посодействуйте! Чтоб все на высшем уровне! А то ж, понимаете, у нас же такие гости будут… Кстати, вы и сами можете присутствовать! Только вот подругу вашу не приглашайте. Ну такая она не моральноустойчивая, прям жуть! Я про нее обязательно сенсацию сделаю!
Зинаида вежливо оскалилась и потащилась дальше. Да уж, подруженька Нюрка везде вызывала ненависть со стороны жен… своих любовников.
Домашние Корытскую не ждали.
– И чего? – вывалилась на порог Неля, тряся на руках Дашеньку. – Уже наворковались, что ли? Гриня! Григорий Федрыч! Прими у Зины сумки! Нет, Зин, а чего пришла-то так рано? Совсем, что ли, мужичонка ни на что не годен? Правда, что ль, не ходит?
– Да откуда мне знать, – отмахнулась Зинаида. – Я и не ходила никуда.
– А потому что без любви! – появилась Юнона. – Я сразу говорила. Правда же, Гриша?
Гриша в прихожей не появился. Вероятно, смотрел футбол. Его жена самоотверженно ухватилась за сетки и, меленько семеня, точно гейша, поволокла на кухню, дабы не отвлекать мужа от зрелищ. Неля топала за ней и дискуссировала про чувства.
– Ой! Да и на фиг такая любовь? Зин, иди руки мой, не слушай Юнонку, – не соглашалась она. – Я говорю, взяла бы, переехала к старичку, ребеночка бы родили… А чего ты, Зин, таращишься? Я вон Дашку в сорок восемь родила, и ничего. По большой любви, между прочим. И куда она потом делась, любовь-то? А папенька Дашкин взял и смылся, а потом и вовсе помер. Ну и куда мы с дочкой теперь с той любовью? А у тебя б, Зин, хоть квартира осталась.
Вероятно, футбол закончился, потому что в дверях показался Григорий Федорович:
– Ну что, нагулялась? – спросил он, точно грозный батюшка ветреную дочь. Однако, углядев полные сумки, быстренько переменил тон: – А и в самом деле, на кой черт тебе рухлядь? Ты вон в самом соку! Сегодня опять мужик какой-то звонил…
– Какой мужик? – всполошилась Зинаида. Мужчины особенным вниманием ее не баловали, и звонить мог только Игнатий. – Что говорил?
– А пес его знает, какой, – легкомысленно отмахнулся Гриша. – А говорил… Да не он говорил, это я ему сказал. Сказал, чтобы сюда больше не звонил, потому что ты вышла замуж и живешь в трехкомнатной квартире в центре. Зин, а ты че побледнела-то? Не надо было, что ль, говорить? Так я больше не буду. Не, ну че стоим-то? Неля, у тебя Дашка уже полчаса как спит, а ты ее все трясешь. И ваще, пошли уже ужинать, сейчас у Зинаиды все продукты в мешках стухнут.
Зинаида прокляла на десять рядов Гришу с его языком, ухватила кота и побрела в свою комнату предаваться горю.
Поздно вечером она все же решила позвонить Нюрке и сообщить, что знакомство с кавалером не состоялось. Кстати, надо предупредить подругу, чтобы она ей больше женихов не сватала. Никого ей, Зине Корытской, не надо! Она будет жить только со своим Мурзиком!
Ничего такого Зинаида Нюрке не сказала, потому что та просто не подняла трубку.
– Понятно, – обиженно засопела Зинаида. – Опять у нее какой-нибудь новый роман. И что-то мне подсказывает, что Нюрочка совсем не на престарелого дедушку кинулась…