Всё дальше и дальше… Пока Ахим не предложил вообще… Стать по разные стороны дома, во дворе которого мы с ним играли, не помню я, в каком городе… Дом был многоэтажный, пять или шесть…
«Жди, — сказал он, уходя в соседний двор, — сейчас прилетит».
Я стал ждать и действительно увидел, как над крышей пролетел… Этакий ангелочек…
Волан был тогда с настоящими перьями, причём в нём осталось уже только одно, максимум два пера — поэтому он и летал так далеко… Я знаю, потому что потом, когда я проделал подобное с другим воланом, он так далеко не летал… И я не мог понять, как же тогда… Не приснилось ли мне? Пока не вспомнил, что волан был тогда совсем другой — с белым пером…
Я даже смог его принять… Он ударился о сетку моей ракетки с глухим звоном и полетел назад — через крышу… И через какое-то время снова вернулся… Может быть, всё-таки это было во сне?..
Нет-нет, наяву, я это хорошо запомнил…
Стоя в «Макс-форуме», я подумал, что неизвестно, кто подавал… Потому что Ахим зашёл за дом, и я его не видел… Просто оттуда прилетал ангелок… И летел назад…
С другой стороны, если отвлечься от того, что там — в горах — он раскручивал камушки в презервативах… Кажется, что Ахим там играл в ту же игру, а это уже ближе к делу…
Дело же было в том, что Ахим играл в «йо-йо» с Земным Шариком… Я догадался, когда однажды в его присутствии кто-то начал: «Дайте мне точку опоры, и я…» — Ахим громко сказал: «А у меня она есть!»
Он слегка поворачивал этот мир каждый раз… Ровно настолько, чтобы очередной трюк удался…
Не записывайте нас с Ахимом в сумасшедшие, я шучу, конечно… Шучу!
Просто в самом деле казалось… Например, когда Ахим делал эти упражнения — перед полётом или затяжным прыжком… Похожие на что-то восточное, но я знал, что он сам их разработал…
Или, скажем, играл в «йо-йо» с презервативами, в которые вкладывал камешки, прежде чем запустить их в пропасть…
— Странно, что он это делал — бросал со скалы, потому что внизу кто-то мог идти, и потом, ты же знаешь, Ахим был очень чистый человек…
— Поэтому он, уходя, и расчищал площадку, — сказала Штефи. — Потому что любил оставлять после себя чистоту…
— Да нет, я имею в виду, что при детях размахивать такими вещами…
— Он ведь думал, что вы спите.
— Он знал, что я часто лежу с полуприкрытыми веками… Не верится, что это был он, знаешь… И в то же время я так чётко вспомнил…
— Так кто же там мог быть, если не он?
— Не знаю я… Пращур с пращой?
— Погоди, это ведь тебе не приснилось? И ягод ты в тот раз не объелся?
— Нет… Но мог ведь кто-то случайно идти там, внизу… И получить камнем по голове…
— Камешки были крохотными, — сказала Штефи так, как будто она сама там была…
— Но с такой высоты…
Мы сидели с ней в кафе, кажется, в «Танкштелле», где есть ещё и маленький театр, в котором я никогда не был, и в тот вечер мы тоже просто сидели в кафе при каком-то театре, Штефи потягивала коричневую жидкость «куба-либре» через соломинку, а я рассказывал, как накануне видел «уртюпа», как он чуть не пролез в мою голову…
Но Уртюпа Штефи проигнорировала, он был ей неинтересен…
— Послушай, Йенс, — сказала она, — ты мне не нравишься. Ахим — если бы знал — ни за что не стал тебе рассказывать эту историю, неважно, правдивая она или нет.
— Но ведь он рассказал.
— Он просто думал, что ты уже взрослый мальчик. А ты играешь в какие-то дурацкие игры с собственной памятью… Что ты хочешь там откопать? Трою?
— Ты права, — сказал я, — я больше не буду. Но скажи — последний раз, — объясни мне: зачем он это сказал? Неважно, правда это или нет, но — зачем?!
— Может быть, он… поставил на тебе эксперимент.
— Что-что?
— Не знаю, я недавно так подумала, когда прочла интервью с Ларсом фон Триром…
— Где он говорит, что в нём сидит зверь?
— А что, он разве так говорит?
— Он говорит, что в каждом человеке сидит зверь, но я, прочитав, подумал, что не знаю, как в каждом, но в Трире так точно: Тир в Трире[16]…
— Нет, я, наверное, читала другое интервью, где Ларс говорит, что перед смертью мать призналась ему, что фон Трир — не его отец. Что она на самом деле родила его от композитора Хартмана — в порядке эксперимента…
— Так в чём эксперимент-то состоит?
— В том, чтобы специально зачать гениального ребёнка!
16
Йенс, очевидно, здесь имеет в виду, что по-немецки «зверь» — «Tier», ну а «Трир» — «Trier».