— Боренька, а хочешь поцеловать меня там…
Это уж черт знает что. После монументальных форм моей взрослой любовницы миниатюрные красоты Гальки не привлекают меня. Не хочется, но приходится. Хорошо, что много ей и не надо. Она уже в восторге, со мной помирилась и строит прогнозы на нашу после лагерную дружбу. Господи, спаси и помилуй.
Ночь, хоть и белая, спускается над лагерем. Горнист трубит отбой, вожатые, хоть и формально, обходят домики с подопечными. Надо бежать, делать вид, что спишь. Кстати, особо и притворяться не надо. Бессонница болезнь не для нашего возраста. Спит мы идеально. Исцелованный Галькой и искусанный комарами, возвращаюсь домой. По дороге встречаю мою Верочку. Она ехидно улыбается и грозит мне пальцем. Роковой треугольник в оригинальном, пионерлагерном исполнении…
На полках магазина существенные изменения. На ручку холодильника повешен замок. Шоколадки и пачки печенья перемещены в другое место. Хищения обнаружены, идет следствие. Ох, достанется кому-то из местных ребятишек. Судя по составу похищенного, они в первых подозреваемых.
Тела моих врагов весили каждое где-нибудь между пятьюдесятью и менее килограммами. На таком предельном весе пока и остановимся. Способен ли я передвигать предметы на большем расстоянии. Телекинез или психокинез, наука двадцать первого века знает о нем не больше, чем наука двадцатого. То есть, ничего не знает.
Самый большой ближайший город это Выборг. Но я там не бывал, представить себе его не могу. Выборг пока подождет. А не рискнуть ли замахнуться на славный и любимый град Петров, сегодня еще Ленинград. Едва оправившийся от блокады, но со знакомыми улицами, знакомыми домами. Ленинград!
Я представляю себе Невский, его дома. Кондитерскую Север, с её безумно вкусными пирожными. Итак, пляшем от пирожных. Неважно, где они, на Невском они обязательно должны быть.
Совершенно невзрачная витрина магазина, проходящие мимо, озабоченные чем-то прохожие. А вот они, продаются там за стеклом. И очереди, похоже, нет.
Эклер. Я слышал рассказы о прекрасном советском креме, наполняющем тамошние эклеры. О несказанной сытости и вкусноте эклера. Продавщица сейчас завертывает покупательнице пяток этих пирожных. Уже из закрытой коробки достаю один уношу к себе. Обойдешься и четырьмя тётенька, много сладкого вредно.
Я опять в предбаннике нашей палаты, сунуть в рот эклер и буквально проглотить, дело одной минуты. Визит в город на Неве прошел успешно. Я могу кормиться в нашей северной столице и совершенно незаметно кормиться. Город миллионник моих грабежей попросту не заметит.
Один это не еда. Я тащу, уже с полки, одно за другим четыре разных пирожных. И успокаиваюсь, когда соображаю, что одно сладкое еще не еда. Надо найти в городе приличный ресторан и помочь местным поварам в нецелевом использовании пищевых продуктов.
Здесь жарят не только гусей и уток, а практически любую живность СССР. Здесь свободно продается черная икра!!! Советские дети имеют право на черную икру.
Во сне передо мною, мешаясь, проходили обнаженные прелести Веры Михайловны и баночки черной икры, икры паюсной, зернистой, белужьей. Необычайно вкусной икры. Скушай Верочка бутербродик, шептал я и совал в ротик моей любовнице, намазанный черной икрой кусочек белого хлеба… Шпроты тоже хороши.
На зарядку! По порядку! На зарядку. По порядку. Становись!!!
С утра моросил дождь. Утренняя зарядка оказалась скомкана, пионеры со смехом убегали со спортплощадки по своим деревянным домикам. Можно пока дождит, посидеть, порассказывать друг другу страшные истории. Классику жанра, «черную руку» и прочие занимательные истории. Я выдал одну голливудскую страшилку и этим ограничился. Не дай бог, запишут в штатные чтецы, и читай им по вечерам от Конан Дойля до Стивена Кинга и обратно. К Верочке почему-то сегодня не тянуло, а вот есть хотелось с прежней силой. На улицу не полезешь, а дома в присутствии друзей товарищей устраивать пиршества невозможно.
Скучать втроем нам долго не пришлось. Прикрыв голову плащом, перебегая от домика к домику, к нам постучалась наша верная Галочка.
— Не ждали мальчики? А я вам булочки принесла.