Великий Пост заканчивается, мы снова вкушаем радости любви.
Пионерское поручение Верочки оказалось всего лишь просьба провести неофициальную беседу в нашем отряде: чего делать нельзя, чего совсем запрещено, а о чем даже думать не следует. В целом нормальная беседа. Тонуть в реке нельзя, загорать очень много, шкуру сожжешь, а девочки и мальчики могут друг с другом дружить. Но только чтобы ходить на пионерском расстоянии. И без глупостей!
— Понял Смирнов, без глупостей! Опять вокруг Гальки вертелся. Сегодня приходи, жду. Соскучилась!.. Здесь нельзя, иди.
Идиотское конечно занятие, шататься по лагерю и пялиться на рожи вновь прибывших детей. Все дети одинаковы, влюбчивы, трусливы, задиристы и вспоминают по ночам маму. Очень возрастных хулиганов, типа незабвенного Витьки и его холуев, я в толпе прибывших не заметил. В основе безвредный народец с детскими интересами и не склонный к крупным шкодам. Хотя, кто их знает. Верин отряд тоже составили адекватные ребята. Пессимист любитель горчицы тоже оказался в нашем отряде. Он способен на импульсивные реакции, непросто ему у нас будет. Увы, моей Галочке и ах, две прехорошенькие болтушки тоже оказались в нашей группе. Они уже стреляют глазками и выбирают, с кем законтачить, со мной или с моими друзьями. Ничего им не светит, мои пацаны пустят их на наживку для рыб. А мне и моей Галочки выше крыши. Мне вечером идти на бой с врагом.
Глава 35
Гремит за окном гроза. Скоро Верка уснет и я рвану в вольный полет. Убьет молнией, так убьет. Случится что-нибудь удивительное, только рад буду. Оборотни, медведи, июльские грибы, вы все ждете грозы.
— Боренька, шепчет Вера, — Ты больше ничего не хочешь?
Она сегодня е.…я с таким задумчивым лицом, с девчоночьей неуверенностью и взрослым жаром. Соскучилась по мне, девчоночка.
— А там, в Ленинграде стоит, скучает кровать. Никто её не раскачивает, никто не пытается сломать. Хочешь домой, Верка?
— Хочу. С тобой хочу. На всю жизнь, на всю вечность хочу. Не бросай меня!
Она засыпает, крепко обняв меня за шею. «Соловья» она держит левой рукой, словно и вправду боится, что он ей приснился. Тихонечко освобождаюсь от её объятий, иду к окну. Сверкнуло уже близко, километров пять или меньше. Пора!
Как сверкает в лесу. Молнии бьют то здесь, то там. Вот одна совсем близко. Я прозевал? Вынырнув из своего Зазеркалья, вдыхаю острый запах хвои, озонированный воздух пьянит голову. Вот сейчас ударит! Бросаюсь к высокому дереву на опушке. А ведь убьет, мелькает в голове… И удар!..
Сколько я валялся без сознания? Час, два или больше? В лесу светает. Гроза ушла далеко за реку и выдохлась. Тишина в лесу. Шуршит в траве неизвестно что. Вряд ли змея, но вообще надо рвать когти. Валяться на сырой траве не очень полезно для здоровья. Голова чиста и полна вздорных мыслей. Может пойти и в школу? Пройти курс советского школьника целиком и полностью. Драться на танцульках, провожать девчонок с танцев. Да, и пойти на завод, и стать ударником труда. Лети спать дуралей.
— Борька! Да ты весь мокрый! Ты где котовал?
— В лесу с русалками трахался. Знаешь, какие грудя!
Димон ржет в подушку, так, что будит Вована.
— Чего вам не спится? Еще рано.
— Борька с русалкой е….я, хихикает Димон.
— Русалка холодная, сообщает Вован и засыпает.
Мы ложимся досыпать свои немногие часы. С деревьев капают капли дождя и все на нашу крышу. Что изменилось после удара молнии, думаю засыпая.
На зарядку! По порядку! На зарядку. По порядку. Становись!!!
Мы делаем наклоны, машем руками, приседаем, глядим на попы приседающих рядом девиц. Жить еще можно, делать зарядку не хочется. Я опять не стал суперменом, думаю, качая пресс.
— Веселее пионеры. Активнее пионеры. Командует физкультурник. — Иванова, выше ноги подымай. Петров, не заглядывайся на Иванову, энергичнее шевели конечностями. Бег на месте!
Красота, среди бегущих первых нет и отстающих.
Зверски хочется есть. Завтрак в столовой ничего не обещает в этом смысле. Каша с маслом, масло с кашей. Эх, сейчас бы в хороший ресторан!???
Хорошо, что меня никто не успел разглядеть. Зал ресторана Метрополь в утреннее время скорее пуст, чем полон. Официанты готовят столы к дневным посетителям. Едва ли один, другой мог разглядеть в углу зала странного мальчишку в трусиках и с пионерским галстуком. Я молнией исчезаю из поля зрения. Скорей домой. В столовой жуют челюстями, вяло поглядывают на тарелки с унылой кучкой каши. Моего секундного исчезновения тоже никто не заметил. Непростительно, господин Смирнов. Ваш промах недопустим. Но какая легкость! Молнии покойнику явно пошли на пользу. Только их надо обуздать. Поставить под контроль умной головы.