— Славя, — он останавливается, бросает на меня короткий взгляд. — Прежде всего мне нужно знать одно. Этот парень, о котором ты говорила… он очень сильно их обижал? Девочек? Делал им больно?
Семен делает акцент на слове «очень». Я не говорю не слова. Только смотрю ему прямо в глаза и часто-часто киваю. Бинго! Парень ломается с отчетливо различимым хрустом.
— Сволочь! Мерзавец! — он сжимает кулаки. Все же молодчина я! Правильная мотивация — половина успеха. Эх, рассказать бы Семену, что Человек делал со мной…, но нельзя. Все хорошо в меру.
— Так и есть, — соглашаюсь. — Как нам его отыскать, есть идеи?
— Хм… — парень с усилием успокаивается и переходит в конструктивный режим. — Сложный вопрос. А лагерь у вас довольно большой, верно, Славя? Сколько ребят сюда помещается?
— Думаю около двухсот. — На самом деле двести девятнадцать в настоящий момент, но неточность прощается; так даже лучше.
— Ясно… значит, бегать по аллеям и смотреть каждому в лицо мы не можем. Хм. Ладно, отбросим аналоговый путь.
— Что?
— Вместо того, чтобы искать парня, поищем его описание. Я тут наладил какое-никакое общение с ребятами из разных отрядов, попрошу помощи. Координация — великая сила!
Сказать по правде, эти комбинации нам без особой надобности — лицо Человека у меня до сих пор стоит перед глазами, а его псевдоним и принадлежность к отряду Ольга пробьет за считанные секунды — но мне нужно сейчас подстегнуть Семена, пробить его пассивность и заставить действовать осмысленно, самостоятельно и энергично. Обычная тактика, простая как топор, но всегда срабатывающая.
Поэтому я устремляю на парня восхищенный взор своих прекрасных глаз.
— Ну, ничего себе! А ты соображаешь!
— Да ладно… — Семен неожиданно принимается немилосердно краснеть. — Просто приятно убедиться, что я не все свои навыки и умения умудрился… утратить военно-морским способом.
— Это как?
— Хм… — он еще больше смущается. Это моя необразованность так влияет? — Это значит… потерять. Ну, неважно, вспомнилось вдруг что-то. Ты лучше посмотри, до чего вокруг красиво!
Со мной что-то не так.
Вокруг меня красиво. Теперь я это понимаю.
Я захлебываюсь красотой. Уходящие ввысь сосновые стволы — корабельный лес, из таких много лет назад делали мачты, видевшие пиратские абордажные атаки на юркие чайные клиперы и грозные фрегаты… Игриво мерцающие сквозь иглы солнечные зайчики — в английском они называются солнечными щенками… Запах хвои — он навевает странные мысли о далеких дремучих лесах и пущах, темных и свободных, его хочется пить, пьянея и блаженствуя, медленно погружаться в неосуществимые торжественные мечты…
В следующее мгновение я прихожу в себя. Что это было?
Что — черт его побери — это было?
Тишина и спокойствие. Ты не болеешь. «Хозяйки» не болеют.
Три раза ха-ха.
— Я тут в целях повышения культурного уровня недавно посетил исторический музей… блин, и откуда я помню именно это? — Семен не замечает моего короткого выпадения из реальности. — Красивый, белый, с колоннами, который на… нет, не вспомню улицу, она в мертвой зоне… в общем, я там рассматривал горшки древних людей, из бронзового и последующих веков. У них всех есть характерная черта — знаешь, какая?
— Расскажи. — Семен размякает еще больше. Схема «милая северянка» сбоев не дает.
— Они украшены. Даже на самых первых сосудах, прямиком из каменного века, сделаны характерные черточки, складывающиеся в узоры. Понимаешь, Славя… Люди тогда еще не умели делать краски и могли только выдавливать куцые штрихи на мягкой глине, но уже украшали свои вещи.
Я молчу. Вокруг нет никого, шумят дубы и сосны, рассказ Семена льется тихо и верно. Парень умеет привлечь внимание.
— А зачем, собственно, они это делали? Ведь украшенный горшок не станет от этого ни объемней, ни прочней, ни удобней. Картинки на его поверхности никак на это не влияют. Чистая трата времени и усилий — если рассуждать с точки зрения рациональности.
Тишина становится такой плотной, что ее можно резать ножом.
— И зачем же?
Семен вскидывает голову.
— Правильный ответ ты, конечно, давно угадала: все это делалось для красоты. Это то, что отличает нас от животных — внутреннее чувство соразмерности и гармонии. Нас притягивает красота и отталкивает уродство. Внутренняя моральность — прерогатива только высших приматов. Вот ты, например…
Нет! Пора прекращать это, пока не прозвучало что-нибудь по-настоящему неудобное. Что-нибудь, после чего все предыдущие усилия пойдут прахом. Ничего, успею.
— Так я, значит, достаточно высший примат? Симпатичная мартышка? — Я гневно подбочениваюсь. Нахмурить брови. Сжать губы. Обида сочится из глаз.
Семен запинается и замирает с открытым ртом.
— Нет, Славя, погоди… я совсем не это имел в виду, я другое…
— Правда, скакать по веткам я не очень умею, да и бананы не особенно ценю — слишком желтые! Но по всем остальным признакам…
— Славя…
— Возможно, через некоторое время я и эволюционирую в человека, но пока придется довольствоваться тем, что есть, вот такая проблема…
— Я просто хотел сказать… ты очень красивая.