— Поджигай по всей просеке! — крикнул Сергей Иванович. — Только следите, чтоб огонь не перекинулся на эту сторону.
Всю ночь мы бегали по просеке и следили, чтоб огонь не перебрался через неё. Я то встречался с Венькой, то терял его в темноте и в дыму, то видел вдруг его маленькую чёрную фигурку в отблесках пожара.
С рассветом в небе появился вертолёт. Он сделал несколько заходов и сел на поляну.
Почти не разговаривая, усталые, перепачканные сажей, десантники стали собирать инструменты, укладывать парашюты. Только Венька сидел в стороне, прислонившись спиной к ёлке, той самой, с которой я помогал ему снимать парашют.
— Устал? — спросил я, подойдя.
— Устал, — согласился он, опустил голову. — Не сердись, что я тебя за поджигателя признал.
— Да ты что? — ответил я. — Чего мне сердиться?
— Смотри, как жалко-то, — сказал он и указал на землю.
Я увидел трёх маленьких соболят, лежащих в траве у Венькиных ног. Они не могли уйти от пожара и задохнулись в дыму.
— Думал, оживут на воздухе, — сказал Венька. — Не оживают. Совсем маленькие ещё.
— Вы чего тут? — сказал Сергей Иванович, подходя к нам; увидел соболят и присел на корточки.
— Не оживают? — спросил он Веньку. — Да, маленькие совсем… Жалко. Ну не горюй, ты уже многих спас.
— Да где уж многих, — сказал Венька и махнул рукой.
— Ну, сколько соболят ты спас уже на сегодняшний день?
— Восемь, — ответил Венька.
— А бельчат?
— Двадцать четыре.
— Это не так уж и мало, — сказал Сергей Иванович, обращаясь ко мне. — Верно?
— Это уже очень много, — ответил я.
— Да ладно вам, — сказал Венька. — Что вы меня успокаиваете? Сам знаю, сколько много, сколько мало. Идите грузитесь на вертолёт, я догоню.
— В тайгу приходят разные люди, — говорил мне Сергей Иванович, когда мы шли к вертолёту. — Разведут костёр, отогреются, уйдут, а не затушат огонь как следует — вот и пожар. Звери гибнут и птицы. Видишь, какие дела. Ну ладно, залезай, подбросим тебя на Карабулу.
Десантники все уже погрузились в вертолёт, а Веньки всё не было. Меня удивило, что никто не позвал его, все терпеливо ждали.
Наконец появился Венька. Мне хотелось ещё поговорить с ним, но он сел рядом с отцом, прижался к отцовскому плечу, закрыл глаза и, по-моему, мгновенно уснул.
Заревел мотор вертолёта, и мы медленно поднялись над поляной.
Низко, над самыми вершинами, мы облетели пожар. Клубы дыма всё ещё поднимались между стволов.
Я вдруг увидел лося, уходящего от пожара. Он казался сверху коричневой бутылочкой.
Вот и речка Карабула, петляющая по тайге. Ясно видно её дно — мели, перекаты, бочаги. Я всё старался разглядеть, не видно ли в бочагах хариусов. Но разве их увидишь с такой высоты?
В мае 1976 года в Москве проходил Всесоюзный слёт пионерских вожатых. На одной из встреч с участниками слёта корреспонденты попросили вожатых ответить на вопрос: какие черты пионерского характера вы больше всего цените?
Вася Марый, вожатый.
На Всесоюзном слёте вожатых ему было доверено внести знамя Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина.
— Мы в Артеке каждый год видим тысячи самых различных ребят. И убедились, главное — доброта! Как лакмусовая бумажка, она раскрывает все остальные черты характера в человеке.
Леван Тедиашвили,
заслуженный мастер спорта, четырёхкратный чемпион мира и чемпион Олимпийских игр по вольной борьбе, член ЦК ЛКСМ Грузии.
— По-моему, одно из главных качеств — это неудовлетворённость собой, злость на себя.
В двенадцать лет я был очень хилым мальчишкой. Соседняя девочка Тинико могла донести два ведра воды, а я не мог. И вот однажды я страшно на себя разозлился. Что такое, думаю, я, мальчишка, слабее девчонки! Записался в секцию вольной борьбы. Эта дорога от колодца до дому многому меня научила. Я очень бываю рад, когда у мальчишек, с которыми я занимаюсь в Тбилиси, появляется такая злость.
Виталий Шевченко,
командир самолёта АН-2, г. Тюмень.
— В клубе юных лётчиков, которым я руковожу, занимаются одни мальчишки. Я считаю, что самой главной чертой в мальчишеском характере должна быть ЧЕСТНОСТЬ. Я не о детском понимании говорю: нельзя, мол, говорить неправду. Я о честности в деле, в дружбе, в отношении к девчонкам, наконец. О благородстве.
Ольга Романченко
Еретик
