На берегу отряд увидел то, что впопыхах бросили двое бородатых. На песке лежал десяток метровых рыбин с распоротыми животами: браконьеров интересовала только икра. По обеим сторонам реки из воды выскакивала кета, выбрасываясь на берег, извивалась, задыхаясь. Деться рыбе было некуда. Сзади напирали всё новые и новые косяки, мокрая крона пихты сплошь серебрилась от рыбьих тел, засевших, запутавшихся в хвое.
— Беда, — негромко сказал Валентин Семёнович.
И ребята видели, что беда с каждой минутой разрасталась. Вот уже засеребрились кромки земли вдоль реки. Гена Титов пробовал сталкивать рыбу обратно в воду, но это ни к чему не привело. Тут же на освободившееся место выпрыгивали две-три новые кеты, отчаянно бились, наглотавшись воздуха, и постепенно затихали.
Панарин зашёл по пояс в воду, упёрся плечом в ствол, попытался сдвинуть пихту. Куда там! Дерево сидело прочно на двух берегах, да и весу в нём было столько, что стронуть его с места было под силу разве что автомобилю-тягачу. А как его пригонишь сюда, автомобиль, если в долине Лефу и дорог нет, сплошные заросли?
Валентин Семёнович выбрался из воды и устало опустился на песок.
— Что будем делать? — тихо спросила Лена.
— А что мы можем? Сейчас пойдём в посёлок. Позовём людей. Если Афоня уже не сделал этого…
— Нельзя, Валентин Семёнович, совсем нельзя! — заволновался Толя Гейкер.
Панарин и сам знал, что уходить сейчас нельзя. Уже стемнело. Недолго и заблудиться, если не держаться совсем рядом с рекой. А это непросто: берега в иных местах сплошь покрыты частым сосняком. Но не в этом дело. Ещё два-три часа — а помощь из посёлка доберётся не раньше, — и запруда погубит столько рыбы, что страшно и подумать. Тонну, десять тонн? Нет, нужно что-то предпринять немедленно. Пила, вот что сейчас нужно, мотопила «Дружба», которая была у браконьеров…
Валентин Семёнович услышал стук топора. Гена Титов, сев верхом на пихту в нескольких метрах от него, над водой, стучал по дереву походным топориком.
— Погоди, дай мне! — крикнул Панарин.
Он снова полез в воду, осторожно расталкивая ногами кишевшую рыбу. Топорик был лёгкий, что называется для домашних нужд. Кора под его ударами слетала послушно, а вот твёрдая, вековая древесина почти не поддавалась.
— Ребята, берите ножи, двое залезайте на ствол, Гена и Толя, ко мне!
Ребята, едва ступив в воду, вскрикнули. Держаться на ногах было почти невозможно. Толя тут же упал — под коленку ударила здоровенная кета. «Выкупался» и Гена.
— Ничего, ничего, — кричал Панарин, — хватайтесь за ветки! Лена, разводи костёр!
Они принялись кромсать ствол пихты с трёх сторон. Ножи, по правде сказать, не кромсали, а царапали древесину. У Серёжи Краснопёрова минут через двадцать заболела рука, на ладони — красная ссадина от рукоятки. Валентин Семёнович посадил Серёжу на ствол, дал ему топор, а сам взялся за нож.
Наступила ночь. Подул холодный ветер из тайги. Заметалось, зашумело пламя костра, который развела Лена на прогалине. Вода бурлила вокруг пятерых людей — четырёх мальчишек и одного взрослого. У всех стучали зубы от холода. Лена давно звала ребят к огню, но мальчишки отмахивались. Сантиметр за сантиметром углублялся надрез на стволе. Серёжа отошёл в сторону, чтобы поглядеть, долго ли ещё работать. Оказалось ох как долго! На метровом стволе надрез пока казался маленькой зарубкой. Серёжа шмыгнул носом и побрёл к костру. У самого берега его сбила с ног рыба. Серёжа больно ударился локтем о корягу и тихонько заплакал. У костра улёгся спиной к реке, чтоб ребята не видели слёз.
Его нож подобрала Лена и, хромая, пошла к речке. До чего же ледяная вода!
— Ступай назад! — тут же приказал Валентин Семёнович.
Лена отрицательно мотнула головой.
Как раз в это время Афоня Бельды добрался до посёлка. Два десятка рубленых домов на сваях стояли у самой воды. В крайней избе, где жили инспекторы «Охотнадзора» и рыбоохраны, ярко светились окна. В посёлке было тихо, только глухо стучал у сопки, рядом с летней базой отряда Панарина, движок колхозной электростанции.
Инспекторов — братьев Бобриковых — дома не оказалось.
— Кто их знает, — сказала вышедшая на стук старуха, — может, к порогам покатили. Заходи, чай вскипел…
Но Афоня не стал пить чай, побежал на электростанцию. Только там теперь, в путину, можно было застать мужчин.
…Едва наступает ночь в тайге — и охотник, и рыбак, и геолог торопится в укрытие. В избу ли, в палатку, в шалаш. Но только — в укрытие. К ночи окружает человека со всех сторон пронзительный и неумолчный писк. Комар!