В лазарете Морж возился над склянками, делая вид, что не замечает вошедших. На операционном столе лежал холодный Чалый, в свежем майском белье и белых туфлях. Фуражка с чистым чехлом лежала у него на груди, и были расчесаны чьей-то заботливой рукой волосы.
Казалось, словно Чалый собрался на берег, прилег перед этим — да так и заснул.
Смерть сделала лицо Чалого таким же хмурым, каким оно было до злополучного письма. Ребятам казалось, что вот сейчас вскочит Андрей Чалый, стиснет кулаки и заворчит:
— А, черт! Баласту понавешали.
Но вместо страха горячей волной подымалась к сердцу острая жалость к этому пожелтевшему человеку с заострившимся носом.
На секунду Гришка вспомнил о письме, о Кольке, вспомнил о злых пенящихся волнах и среди них изрытое оспой лицо Чалого, и его спокойный голос: «Держись, Гришуха, держись самую малость!»
Неожиданно мысли перешли на резолюцию.
Нехорошие мысли, словно плоскогубцами, защемили сердце. Гришке показалось, что будто он обокрал Чалого, обманул всех.
Мишка подошел к Остапу и взял его за левую руку. Гришка сжал правую. Оба сразу сказали:
— Не горюй, дядя Остап!
По лицу Остапа текли крупные слезы и падали на синий воротник форменки.
Он смешно, словно ребенок, вытирал их кулаком. Живот кока вздрагивал, слезы душили Остапа.
Он поглядел полными слез глазами на ребят, пошевелил толстыми пальцами.
— Ладно, ребятки. Не обращайте вашего внимания, что реву как… судак недорезанный. С Андреем-то… с семнадцатого вместе… и Колька вот теперь…
Остап больше не мог говорить. Все его грузное тело дрожало, губы кривило. Он махнул рукой и тяжело опустился на койку.
Морж уронил склянку. Обернувшись к ребятам и глядя на них поверх очков, сказал:
— Вас, ребятки, кто-то наверху искал. А кто не припомню… Сходили бы — узнали.
Опустив головы, ребята поднялись на палубу.
Мишка поглядел мутными глазами на Гришку и спросил:
— Ты куда сейчас, Чернов?
— Да туда, куда и ты… к секретарю… к Котенко.
КОПИЯ
Дверь радиорубки дернулась. Крутолобый человек с наушниками не обернулся, но уголки губ его зашевелились улыбкой. Дверь отворилась.
Послышался заглушенный шепот:
— Опять слушает. Не вовремя мы пришли, Гриша!
У Мишки под глазами круги. За эти два дня ребята осунулись и, казалось, выросли сразу на несколько лет.
Гришка глядел так, словно собрался стрелять, и щурил для этого левый глаз.
— Все равно. Подождем. Не уйду, пока не расскажем всего.
Гришка снял фуражку, вынул из нее бумагу с резолюцией, подошел к Котенко и положил бумагу на стол.
Котенко, не снимая наушников, продолжая писать правой рукой, левой залез в кипу бумаги и, не оборачиваясь, протянул ребятам лист бумаги.
Неуверенными пальцами Мишка взял ее, развернул и больно закусил губу. Гришка скрипнул зубами: в руках у Мишки дрожала такая же бумага с резолюцией. Жесткое слово «дезертиры» было подчеркнуто красным карандашом. Еле слышно Мишка прочитал:
Копия. Секретарю ячейки ВЛКСМ крейсера «Коминтерн».
Дверь закрылась.
На столике в радиорубке остались две резолюции: одна — помятая, испачканная прикосновениями грязных пальцев, явно носившая следы пребывания в камбузе, другая — аккуратно сложенная вчетверо.
Котенко напрасно прислушивался. Передача прекратилась. Он добродушно ухмыльнулся. Взял две бумажки, сложил их вместе, разорвал на мелкие кусочки и, сжав в комок, швырнул в иллюминатор.
Свежий ветер, хохоча и озоруя, угнал их и разметал по сторонам.
Сутулая спина радиста снова согнулась над приемником. Она не разогнулась даже тогда, когда в радиорубку через плотные стены ворвались звуки похоронного марша китайского оркестра.
Зарокотали орудия. Крейсер прощался со своим старшиной кочегаром Андреем Чалым, отправляющимся в последнее плавание.
Карандаш в руке Котенко забегал быстрее. Снова говорила Москва.
У НАМЕЧЕННОЙ ЦЕЛИ
За столом в кают-компании комиссар, Котенко и двое краснофлотцев. Открытое комсомольское собрание близится к концу. Впереди всех сидят Гришка и Мишка. Они серьезны и строги.
Подымается Котенко.
— Следующий вопрос, товарищи, о двух наших пионерах. Вы успели узнать их за плавание. Если у них раньше в мозгах заскок вышел, теперь они выздоровели, не заболеют больше, — нет. Можно поручиться за них. На коллективе обсуждали эту ихнюю историю. Решили провести в комсомол. У них заминка была. Комсомольская ячейка завода приостановила прием ребят в комсомол. Бегство их считали дезертирством. Это почти верно. Только теперь ребята искупили свою вину. Накрепко. Вот… у кого что есть про ребят, — говорите.