— Эй, Сева, дай коробок!
Посмотрел Сева на Жору, усмехнулся и дал. Коробок как коробок. Раскрыт даже. И видно, что внутри спички лежат. Хотел Жора достать одну, да не тут-то было. Коробок, как заколдованный, не дает спичек. Вертит Жора коробок и так и сяк, трясет, а вытряхнуть из коробка ничего не может.
У других костры давно уже пылают, а Жора все еще с коробком возится. Наконец разглядел — не настоящий это коробок, а самоделка из дерева. Но до того похожая на настоящий коробок, что ни за что не отличишь.
Хотел рассердиться на Севу, но разве за такое можно сердиться? Нет, конечно. Жора и не рассердился. Наоборот, похвалил друга-умельца. И волшебный коробок на память выпросил.
УСЫ
У мальчишек усы не растут. Это и доказывать не нужно. Усы растут у мужчин. Пионеру Боре до мужчины еще далеко, а он уже с усами. И что удивительно, усы у него за одну ночь выросли…
Случилось это так. Приехал Боря в Артек и обрадовался свободе — ни мамы, ни папы! Никто у него над душой не стоит, никто ему не командует: «Больше ешь, здоровей будешь!», «Чище руки мой, чистота — залог здоровья!».
Правда, вместо мамы и папы вожатый есть, но где ему за всеми пионерами углядеть? Их у него в отряде три десятка!
По утрам умываться Боря первым выскакивал. Но умываться и не думал. Добежит до умывальника и, рук не замочив, тут же обратно мчится! Хотя и лето, а вода в кране — бр-р! — какая холодная! А он, Боря, ни теплой, ни тем более холодной воды терпеть не может. Дома мама с папой из-под палки умываться заставляют.
Собирает вожатый ребят — на завтрак вести — и удивляется: что это с Борей, всего ничего в лагере прожил, а уж весь загаром покрылся, что за чудо?
Пошли раз ребята в поход. И под дождь попали. Не заметили даже, как он набежал. Промокли все до нитки. Посмотрел вожатый на Борю и еще раз удивился: на загорелом Борином лице от дождя белые полосы. Неужели дождь загар смыл? Догадался, не загар он смыл, а грязь!
Устроил вожатый привал. Послал Борю за хворостом для костра, а сам всем о Борином «загаре» рассказал. Рассердились ребята на Борю и решили его проучить. Проучить и к воде приучить!
Вернулись в Артек. Поужинали и завалились спать. Да как легли, так сразу и заснули, будто в сонную яму провалились. После похода всегда крепко спится. Да еще под шум моря.
Но двоим в ту ночь было не до сна. В полумраке ощупью они подкрались к Бориной кровати, и один из них, убедившись, что Боря спит без задних ног, шепнул другому:
— Рисуй скорей!..
А утром, построив отряд на линейку, вожатый подошел к Боре и спросил:
— Пионер Кошелев, почему ты сегодня не умывался?
— Кто, я? — притворно удивился Боря. — Я всегда первым.
Но вожатый не дал ему договорить. Он вывел Борю из строя и поставил лицом к ребятам. И ребята, едва взглянув Боре в лицо, так и покатились со смеху.
Боря обиделся.
— Чего смеетесь? — крикнул он.
Его вопрос только подлил масла в огонь, и смех разгорелся еще ярче.
— Я скажу, почему они смеются, — ответил вожатый, сам с трудом сдерживая смех, — дело в том, что ты забыл смыть… усы. — Он достал из кармашка зеркальце, протер его и протянул Боре.
Боря взглянул и опешил: из зеркальца на него смотрел черноусый незнакомец.
«Сажа», — догадался Боря и кинулся бежать. Куда? Ну конечно же умываться.
САРАФАН
Бабушкин сарафан попал в Артек контрабандой. В чемодане Симы Семеновой из Архангельска. Сима и не знала, что везла с собой. А когда по приезде стала рыться в чемодане, ахнула: бабушкин сарафан! То-то, когда она собиралась в дорогу, бабушка все ахала да ахала, причитала: «Взяла бы чего подлинней, пойдешь под вечер на гулянку, голоногая, охладеешь, чай!»
Где ей, бабушке, было знать, что августовские вечера в Крыму теплей самых жарких дней на Севере. Вот и сунула внучке свой сарафан на всякий случай.
Сарафан, конечно, чудо как хорош. И скроен на диво, и расшит так, что залюбуешься: золотыми петухами да курочками. И Симе впору. Сима в этом году как раз с бабушку вымахала. Да немодный он какой-то, сарафан этот. Его, наверное, еще при царе Горохе носили. Бабушка рассказывала, что он ей от ее мамы достался. Как-то раз бабушка уже пыталась навязать Симе свой сарафан. Когда у них в школе карнавал был. Но Сима не взяла.
— Не хочу, — сказала, — царский он.
— Не царский, а русский, — рассердилась бабушка, — но раз не хочешь, не надо. Пусть до другого случая в сундуке полежит.