— А мы свой откроем. Музей Мазая.
Я записал, чтобы хранить в тайне.
…На открытии музея в Стародубе «журавли» были почетными гостями. Ходили, смотрели и завидовали догадливым «цаплям». Медали, оставшиеся после смерти дедушек, фронтовые кисеты, немецкие каски, стреляные гильзы, «треугольники» с номерами полевой почты, газеты и журналы военных лет, армейские фотографии родных и близких, солдатские котелки и ложки, сапоги, гимнастерки, шинели, мундиры, боевые карты-трехверстки… Да разве только это могли они собрать у себя в Наташине?! И это, и много другого, чего и не снилось «цаплям»…
Хвастовство не только скверное качество. Оно еще и громоотвод для зависти. Зависть вызывает обиду, а хвастовство отводит ее и заставляет действовать. Похваставшись друг перед другом своими возможностями, «журавли» ушли уверенные, что создадут музей лучше стародубского.
За два дня в музее перебывал весь Стародуб. Но и на третий посетителей не убавилось. Шли из Наташина, из Залесья, прочитав о музее очерк в местной газете. Книга отзывов пухла от похвал, а запасник музея — от новых экспонатов, поставляемых юнармейцами. Павел Семенович, директор стародубской школы и он же по совместительству хранитель музея боевой славы, хватался за голову и не всякий экспонат брал. Только с письменного разрешения родителей. Знал, как опасна увлеченность. Не удержи он юных Стародубцев, весь дом, — да что там дом! — поселок, чего доброго, на экспонаты растащат. «Люди гибнут за металл…» Он тоже чуть не «погиб», когда в разгар кампании по сбору металлического лома к нему нагрянул директор совхоза и потребовал выдать… «дантистов».
«Каких дантистов?» — удивился директор.
«Тех самых, что у деревянной бороны зубья повыдирали».
Ну он, директор, за своих ребят горой, а его — на партийное бюро. Пришлось ответ держать. И больше того, вернуть, что собрано было. С тех пор на вопрос: «Что такое якорь?» — он мог без запинки ответить: «Железная вещь, которую приковывают к кораблю, чтобы уберечь от школьников, собирающих металлолом».
Готовый ко всему, Павел Семенович нисколько не удивился, когда к нему подошла экскурсовод Таня и шепотом, чтобы не привлекать внимания окружающих, сказала:
— Там один дядечка экспонат требует…
Павел Семенович поморщился: старшеклассница, девятый кончает, а все «дядечка», нет, чтобы «товарищ». Крякнул — не уследил! — и пошел разбираться. Опять какую-нибудь семейную — отцу с матерью дороже золота — реликвию увели!
Возле витрины с трубкой стоял незнакомец. Высокий, худой, сложился циркулем и смотрит, как на потерянную. У Павла Семеновича отлегло от сердца. Обознался. Не его трубка. Им ее бабка Алена подарила. Командир Юлька — вон она, возле витрины зачем-то — подтвердить может. А Юлька по той же причине, что и он, здесь. От своих первой про незнакомца узнала.
Павел Семенович представился. Незнакомец тоже. Он в Стародубе гость. В музей случайно зашел. Увидел трубку и вот хотел бы получше рассмотреть. «Собиратель», — решил Павел Семенович и велел открыть витрину.
Незнакомец взял трубку и — все заметили — побледнел. Вынул мундштук, посмотрел внутрь и разочарованно рассмеялся:
— Не она, извините, — положил трубку на витрину и ушел смущенный.
Командир Юлька и директор тревожно переглянулись. Неужели незнакомец искал то, что они уже нашли и в директорский сейф спрятали — бумажку с прозвищами? Тогда кто он?
Узнать это не составляло труда. Разведчик, посланный по следам незнакомца, вскоре вернулся и сообщил с солдатской лаконичностью:
— Агроном… Брянский… В Стародуб — за опытом… Гостиница «Десна». Номер пять…
Командир Юлька тут же отправила разведчика обратно, наказав не спускать с приезжего глаз, а сама помчалась на НП, к телефону, сообразив, что о случившемся надо немедленно сообщить командующему Орлу и мне, посреднику.
Приезжий, наверное, читал, когда мы постучались. Крикнул: «Войдите!» — и, лежа на диване, под настольной лампой, смотрел на нас, входящих, не выпуская из рук книги. Не узнав никого, вскочил, зеленый от абажура, включил верхний свет и удивился:
— Вы ко мне?
— Да, — сказал Орел, берясь за стул. — Разрешите?
— Пожалуйста, — засуетился приезжий, уступая диван мне и командиру Юльке. Уселся на второй стул и сказал: — Слушаю.
Орел вынул из кармана трубку:
— Вас, кажется, интересовала эта вещь?
Приезжий, смутившись, покраснел.
— Не именно эта… — начал он, но Орел не дал ему договорить.