— Эта, — сказал он. — Именно эта. Но то, что вы искали, мы уже нашли.
Приезжий вскочил и врос головой в потолок. Губы у него дрогнули.
— Нашли? — удивленно воскликнул он. — Где же она?
Орел, полагая, что приезжий имеет в виду бумажку с прозвищами, ответил уклончиво:
— Это военная тайна.
— Клятва брата военная тайна? — крикнул приезжий. — Семейная — куда ни шло, но военная?.. — Он пожал плечами.
— Дайте мне!
Мы все, как по команде, посмотрели на Юльку. Такой взволнованной я еще никогда не видел командира «цапель».
— Ну что ж, выступай, — пошутил Орел.
— Я не выступать, — заторопилась Юлька, не поняв шутки. — Я спросить. У них вот, — кивнула она на приезжего…
Тот кивком разрешил: пожалуйста. И Юлька спросила:
— Ваш брат Май?
Незнакомец окаменев смотрел на Юльку. Я позавидовал Юлькиному уму, догадавшись, в чем дело. Юльке пришла в голову простая мысль: партизанские клички семерых могли быть их школьными прозвищами. Орел в Юлькин диалог с приезжим не вмешивался.
А Юлька между тем сыпала:
— Коваль? Матрос? Соловей?
Приезжий нахмурился, дав нам понять, что если все происходящее шутка, то довольно глупая и затянувшаяся.
— Я не понимаю… — начал он, но тут Юлька выпалила последним:
— Испанец!
Приезжий вздрогнул.
— Да, — сказал он, садясь и не спуская глаз с Юльки. — Испанец… Школьная кличка моего брата. — И перевел взгляд на Орла: — Вы о нем что-нибудь знаете?
— Да, — сказал Орел, — кроме одного, как его имя?
— Странно, — сказал приезжий, — а говорите — нашли то, что я искал?
— Нашли, — подтвердил Орел.
— Но ведь под клятвой — имя брата, — сказал приезжий.
— Прозвище, а не имя, — сказал Орел, пристально глядя на приезжего, — и вы это отлично знаете.
— Я отлично знаю, — холодно сказал приезжий, — что под клятвой, которую мой брат дал нашему отцу, стоит его имя.
Пора было объясниться. Мы явно зашли в тупик. Какую, в конце концов, клятву имеет в виду приезжий? Клятву семерых? Непохоже. Тогда какую же?
Пока Орел разговаривал с приезжим, а я прислушивался к разговору, командир Юлька не сводила глаз с книги, которую тот читал перед нашим приходом, точнее, с портрета во всю страницу, напечатанного в книге. И вдруг вскочила как ужаленная:
— Ой! — крикнула она, глядя то на портрет, то на приезжего. — Ой, это вы?
— Да, — смутился приезжий, — не знал даже. В киоске купил и вот…
Он хотел закрыть книгу, но я не дал. Взял в руки и прочитал вслух:
— «Герой-подводник Севера, капитан-лейтенант Князев, агроном колхоза «Рассвет» Брянской области…»
С портрета, в орденах, на нас глядело молодое лицо нашего собеседника.
Орел вынул из бумажника и, не дыша, положил на стол клятву семерых.
Приезжий, прочитав, долго молчал, не находя слов. Когда волнуешься, никогда не находишь слов. Наверное, потому, что их гасит боль.
— Мы зайдем еще раз, — сказал Орел, вставая.
Я тоже встал.
— Нет… Когда же? Завтра я уезжаю, а мы еще даже не познакомились.
Орел представился — «командующий «Зарницей» — и представил нас: посредник, командир батальона Юлька Цаплина… Потом в подробностях рассказал о том, как мы напали на след семи неизвестных и как этот след привел нас в гостиницу «Десна».
Приезжий вздохнул:
— Жаль, если вы его здесь потеряете. Не знаю даже, чем я лично могу вам помочь.
— Чем можете? — спросил Орел. — А вот чем. Вашего брата звали…
— Андрей, — сказал приезжий, — Андрей Князев. Перед войной — я тогда в «мореходке» учился — писал мне, в райкоме комсомола работает. — И, опередив вопрос ответил: — Да, в Наташине. Мы ведь все из Наташина. Только в живых вот теперь я один.
— Ну все, — сказал Орел, вставая. — Спасибо.
— Да, — сказал приезжий, — все.
— Как все? — удивилась Юлька, которую всегда кто-то тянул за язык. — А клятва отцу?
Мы с Орлом смущенно переглянулись: ну как она не понимает, разве приезжему сейчас до семейных воспоминаний?
— Все! — строго сказал Орел.
— Нет, почему же, — сказал приезжий, — если командир Юлька хочет, я расскажу.
…В пятом, с первой двойкой в новом учебном году, Андрей Князев принес домой и первую папиросу. Дневник с двойкой он показал сам. Папиросу нашла мать. В штанах. Когда сын спал. Полезла перед стиркой за носовым платком и нашла. Ужаснулась и, показав отцу, потребовала: «Накажи».
Отец, паровозный машинист, сам не куривший и не поощрявший тех, кто курит, не был, однако, сторонником крутых мер. Он решил поступить иначе. И в день рождения Андрея при всеобщем изумлении и под общий смех гостей подарил сыну-пятикласснику… трубку. Тот, над кем хоть раз смеялись, знает, что это такое: страшней наказания нет. Но еще страшней были слова отца: