Эта неудача на время охладила интерес Шелихова к Курилам, и он решил вновь поучаствовать в промыслах на Алеутских островах. Шелихов снарядил судно «Варфоломей и Варнава» совместно с московским купцом Иваном Соловьевым и братьями Григорием и Петром Пановыми из Тотьмы. Вернулось оно в 1780 году с «небогатым грузом», оцененным в 58 тысяч. По меркам пушного промысла это действительно немного — удачливые мореходы, проведя пару лет на Алеутских островах, привозили мехов на сотню тысяч рублей, а штурман Потап Зайков из экспедиции, снаряженной купцами Ореховым и Лапиным, доставил груз на 300 тысяч!
В том же году вернулся наконец снаряженный Шелиховым «Святой Павел»; выручка от продажи шкур каланов, голубых песцов и морских котиков составила 74 240 рублей — не так уж много. Но всё же результаты промысла на Алеутских островах выглядели лучше, чем на Курильских. Говоря словами того самого голландского «купца-шпиона», Шелихов имел вполне сносное начало.
Но где же Шелихов взял первоначальный капитал? Это еще одна загадка его биографии. Чтобы простому приказчику накопить на строительство и снаряжение судна, понадобились бы долгие годы.
В это время в жизни Григория произошло важное событие — как гласит надпись на памятнике, в 1775 году он «вступил в супружество». О его супруге до замужества сведений еще меньше, чем о нем самом: неизвестны ни ее происхождение, ни фамилия в девичестве, ни возраст при вступлении в брак. В архивных записях Рыльска она зовется «Наталья Алексеева дочь из Сибири». В алфавитной книге, составленной после 1786 года, о Григории Шелихове говорится, что он — сорокалетний глава семейства, у которого 26-летняя жена и три дочери: Анна девяти лет, Екатерина семи лет и пятилетняя Евдокия. Следовательно, разница в возрасте супругов составляла 14 лет. Если считать годом рождения Шелихова 1748-й, то в 1775 году 27-летний купец женился на тринадцатилетней девочке.
Эти нехитрые подсчеты позволяют сделать важный вывод: устоявшееся представление о Шелихове как о расчетливом приказчике, женившемся на богатой вдове, вряд ли имеет основание. Впрочем, юный — даже по тому времени — возраст невесты вовсе не исключал наличия у нее большого приданого, которое могло ощутимо пополнить первоначальный капитал рыльского купца. Но с той же вероятностью его тесть мог быть разорившимся купцом, который поспешил отдать дочь замуж в столь нежном возрасте.
Каково бы ни было ее происхождение, Наталья оказалась женщиной умной и решительной, была искренне предана супругу и стала ему первой помощницей во всех делах, сопровождала в поездках и путешествиях, даже в далекую Америку. Характером она была совершенно под стать Григорию и после его кончины приняла самое деятельное участие в управлении компанией: жестко отстаивала интересы своей семьи, гибко решала щепетильные вопросы, ладила с людьми самого разного круга и умела, когда необходимо, пустить в ход женское обаяние.
Примерно в это время Шелихов начинает общее дело со своими земляками Голиковыми. Вот что рассказывает об этом Резанов: сначала Шелихов предложил всем купцам объединиться в одну компанию для промыслов в Америке, но те отказались; тогда «сей предприимчивый муж бросился во внутрь России, искал товарищества… но по неизвестности о его состоянии, не имев успеха, готов уже был один предаться исполнению лестных для него видов, как соуроженец его капитан Михайла Голиков… уговорил дядю своего курского купца Голикова… тогда питейные сборы содержавшего, уделить знатного его имущества некоторую часть на полезное сие пожертвование».
Иван Ларионович Голиков действительно в 1774 году получил винный откуп по Иркутской губернии и стал коронным поверенным, то есть доверенным лицом императрицы. Откупщик вносил в казну определенную сумму и заключал договор сроком на четыре года, в котором устанавливалась цена «пития» в кабаках: с 1771 по 1775 год она равнялась трем рублям за ведро[3]. Поскольку по закону продавцы водки — «хлебного вина» — не могли быть ее производителями, они ее закупали по установленной цене, в данном случае — 85 копеек за ведро. Таким образом, разница между закупочной и отпускной ценами составляла 2 рубля 15 копеек с каждого проданного ведра, которую откупщик был обязан сдавать казне. А в чем же была его прибыль?