– По-жа-луй, так, – раздумчиво сказал Листов.
– А ракеты? – с горячностью продолжал Ручкин, – мы бьемся, у нас не хватает средств, оборудование старое, материалы тоже… Но ведь все может измениться, если мы скажем, что способны создать боевые ракеты. Американцы и немцы, очевидно, давно работают над этим.
– Возможно, друзья, возможно, – стараясь притушить пыл Ручкина, заговорил Цандер. – Я сам думал об этом и очень волновался… Даже написал письмо в «Главнауку», указывая, что в случае создания на Западе боевых ракет наши мирные ракеты могут быть переоборудованы в военные… Я просил мое письмо переслать по назначению. И получил ответ. Тухачевский же выделил деньги на наши опытные ракеты.
– Может быть, написать еще?
– Нет, друзья, не стоит… Если будет нужда, нас найдут… Мне кажется, нам следует выполнять благороднейшую задачу по завоеванию межпланетного пространства. Кто знает, друзья, может быть, на других планетах обитают разумные существа более высокой организации, чем люди Земли. Их открытия, изобретения и достижения могли бы дать так много нам. Подумайте, друзья, разве не благородная задача трудиться ради этого?
– Мы и трудимся, Фридрих Артурович, – не унимался Ручкин. – А вдруг завтра немцы начнут по нас пальбу ракетами? Ведь там к власти рвется фашизм!
– Не начнут… Им нужно еще лет десять, чтоб оправиться после страшного поражения в мировой войне.
– Но мы должны быть готовы к ракетной войне раньше, чем они.
Цандер, ничего не ответив, стал рыться в ящике стола и достал небольшую старую книжку в кожаном переплете. На корешке замерцали золотые буквы: «Павел Свиньин».
– Этой книжке сто лет. Я ее купил случайно у букинистов. Старый русский писатель побывал в Англии, в Вульвичском арсенале, виделся с изобретателем военных пороховых ракет Конгревом и даже присутствовал при стрельбах.
– Это интересно. Что же он пишет?
– А вот, если угодно, прочтите вслух.
Цандер открыл книгу в том месте, где была закладка, и подал ее Ручкину:
– «Если бы бедствия войн, наносимые роду человеческому в войне, – звонким голосом читал Ручкин, – не были бедствиями необходимыми и условными, если бы в войне не считалось позволительным и славным делать неприятелю возможный вред, то изобретатель ракет сих заслуживал бы изгнания с лица земли, как величайший злодей и истребитель рода человеческого, ибо, конечно, со времени открытия пороха не было еще ничего изобретено смертоноснее и вреднее их».
– Н-да! – глухо вздохнул Листов.
– А ведь здесь говорится о малых пороховых ракетах, применявшихся больше ста лет назад, – заметил Цандер. – Какие же бедствия свалятся на человечество, если капиталистами будут созданы жидкостные боевые ракеты?
Ручкин снял очки и молча стал их протирать платком, глядя мимо стола.
Цандер кивком головы указал на портрет Кибальчича, висевший на большой стене.
– Николай Кибальчич, принимая мученическую смерть, мечтал о ракетах, которые принесут благо и процветание человечеству. И мы, пока нас не заставит крайняя нужда, не должны думать над орудиями его уничтожения.
– Да, да, я согласен с вами, Фридрих Артурович, – глухо сказал Ручкин, и, откашлявшись, поднялся. – Извините!.. Пошли, тезка, нас ждут в мастерской…
3
Новый двигатель ОР-2 должен был работать не на сжатом воздухе и бензине, а на бензине и жидком кислороде, способными дать более мощную газовую струю.
Цандер настоял, чтоб камера сгорания нового двигателя создавалась в нескольких экземплярах… Одновременно делалась своеобразная камера сгорания и в бригаде Тихонравова. В мастерской работали в две смены.
Как-то днем, когда Цандер увлекся работой и совершенно забылся, дверь кабинета с треском распахнулась, ударив о стену. Раздался гул взрыва. Цандера обдало горячим ветром. Он качнулся, выронил карандаш и, вскочив, выбежал из кабинета. В коридоре уже толпились испуганные гирдовцы. Из глубины, от испытательного стенда, шел взъерошенный механик Комаров.
– Беда, Фридрих Артурович, кислород взорвался.
– А где Дубосеков?
– Сейчас идет, никто не пострадал.
– Хорошо. Всех прошу в большую комнату.
Не успели гирдовцы усесться на свои места, как в комнату ворвались трое встревоженных людей. Один, солидный, с торчащими усами, выступил вперед:
– Кто тут начальник?
– Начальника нет, он уехал на завод.
– А кто еще? С кем тут я могу поругаться?
– Если вы непременно хотите поругаться, то можете со мной, – спокойно сказал Цандер.
Усатый свирепо взглянул в его кроткие голубые глаза и недовольно крякнул:
– Черт знает что вы тут делаете… Ведь могли взорвать весь дом вместе с его жителями.
– Никакого взрыва у нас не произошло, – добродушно сказал Цандер, – просто лопнул обыкновенный примус.
– Лопнул примус? – недоуменно пожал плечами усатый. – А почему же весь дом задрожал?
– Это вам показалось… Видите, мы сидим, работаем…
– Показалось… Знаем мы эти штучки… Сегодня же всем домом напишем жалобу в Моссовет, и вас вытряхнут отсюда.
– У нас на старой квартире тоже примус взорвался, – сказал один из пришедших, – это бывает…
– Вот видите, обычный случай, а вы разволновались, товарищ… – Цандер говорил так спокойно, что усатый почувствовал неловкость за свой выпад, попятился к двери.
– Ладно, если такое дело – мы не будем писать… Пошли, товарищи…
Цандер, дождавшись, когда хлопнула входная дверь, вытер вспотевший от волнения лоб и опустился на стул.
– Друзья, сегодняшняя неудача для нас – двойной урок. Даже самые малые испытания следует проводить только за городом…
Глава тринадцатая
1
Бензин, сгорающий в кислороде, прожигал сталь! Если бы в кислороде сжигать свечу, она сгорела б в несколько раз быстрей…
Цандер, одержимый высокой мечтой, казалось, тоже сгорал в кислороде.
Он приходил на работу вместе со всеми, а уходил последним. И так изо дня в день… Помимо расчетов нового мощного двигателя, ему надо было направлять конструкторов, следить за работой механиков, токарей, слесарей-сборщиков. Каждую деталь он осматривал сам, ощупывал, словно бы испытывая на прочность, собственными руками. И всюду, где не ладилось, он появлялся незаметно, не как начальник, а как увлеченный участник работ, вникал в дело, помогал советами, подбадривал неизменным призывом: «Все преодолеем, друзья, все осилим, и обязательно полетим первыми…»
Казалось, он работал с необыкновенной легкостью, весело, зажигательно и никогда не жаловался на усталость или недомогание.
Так бывает с вдохновенными музыкантами. Играя концерт, они увлекаются, отдаются музыке, почти сливаются с ней. И публике кажется, что они играют без малейшего напряжения, легко и одухотворенно, но когда бывают взяты последние, завершающие аккорды, они нередко падают без сил, тут же на сцене…
То же происходило и с Цандером. Он был весел, увлечен работой до самозабвения. Он улыбался, подбадривал других, шутил, но многие видели и понимали, что силы его на исходе, что он каждую минуту может рухнуть, как подрубленное, но еще шумящее дерево…
В декабре гирдовцы начали монтировать двигатель ОР-2 для планера…
После собрания к Королеву неторопливо вошел старший инженер Ефремов – секретарь партийной организации ГИРДа. Сел, взлохматил темные волосы и снова пригладил их рукой:
– А ведь мы можем не успеть, Сергей Павлович. Времени мало для монтажа… Давай организуем неделю «штурма».
– А не напортачим?
– Да нет, будем следить… Вот только за Фридриха Артуровича боюсь…
– Да. Его бы в санаторий на это время.
– Хорошо бы, но разве поедет?.. Пока двигатель не примет комиссия, и разговаривать не будет…