Вера Фигнер, усадив Перовскую в кресло у камина, стала помогать Кибальчичу растапливать в баночке свинец и отливать грузики для пробирок.
Работали сосредоточенно, перебрасываясь короткими деловыми фразами. А убитая горем, уставшая за день и намерзшаяся в дороге Перовская, пригревшись у камина, задремала. Фигнер увела ее в свою комнату, уложила в постель и прикрыла пледом.
– Сонечка, тебе надо выспаться, ведь завтра решается все.
– Да, да, спасибо, Верочка. Но если я буду нужна – разбуди.
– Непременно. А в случае беды, Соня, помни – под подушкой пятизарядный револьвер.
– Спасибо. У меня есть свой. Иди, милая, помогай техникам, пока хватит силы.
Перовская прилегла на подушку и сразу же уснула.
Фигнер вернулась в столовую и опять стала помогать Кибальчичу.
Часа в два ночи вернулся Исаев. Лицо его раскраснелось не то от мороза, не то от волнения.
– Ну, друзья, мина приведена в готовность. Запал и гальваническая батарея в полной исправности. Богданович, Якимова, Фроленко с утра будут начеку. Как только покажется царь, Якимова подаст сигнал и Фроленко соединит провода.
– Дай бог, чтобы все было хорошо! – сказала Фигпер.
– Все будет отлично! – возбужденно воскликнул Исаев. – Иди спать, Верочка, а мы будем трудиться…
3
Часов в пять Перовская проснулась от страшного кошмара и инстинктивно сунула руку под подушку, где лежал револьвер. Но из столовой донеслись приглушенные голоса. Она сообразила, что находится у друзей, и, успокоившись, легла на бок, сжалась в комок чтоб снова уснуть. Но голоса не утихали. «Друзья не спят, значит, метательные снаряды еще не готовы». Перовская быстро оделась в длинный, волочащийся по полу капот Веры Фигнер и вышла в столовую.
– Вы рано встали, Софья Львовна, – сказал Кибальчич. – Еще шесть часов.
– Это ничего… а как у вас дела?..
– Отлично! К восьми снаряды будут готовы. А вам надо хорошенько выспаться.
– Спасибо. Я, пожалуй, прилягу… Желаю вам успехов, друзья.
Перовская вернулась в спальню, забралась под одеяло, но уснуть не могла. Мысли о Желябове не покидали ее. «Я вот тут нежусь в мягкой чистой постели, а бедный Андрей в крепости, в мрачном холодном каземате. Может, думает о нас… обо мне… Бедный, милый Андрей! О, если бы ты мог услышать меня! О, если бы мог. Милый! Ты все эти дни в моем сердце. С мыслью о тебе я выйду сегодня на смертный бой, на последний бой с тираном. Не знаю, останусь ли жива, но его мы казним. Казним и тем освободим народ, а может быть, и тебя. Я жду этого часа. Я надеюсь, что мы обнимем друг друга, мой любимый. Верю! Верю, что мы одержим победу…»
В комнату неслышно вошла Фигнер, уже одетая, с причесанными на прямой пробор волосами.
– Соня, Сонечка, ты не спишь?
– Нет, Веруша, а ты? Ах, ты уж встала?
– Да, половина восьмого… пора!
– Я сейчас. Открой, пожалуйста, шторы. Вот хорошо, спасибо…
Они вместе прошли в кухню, умылись и, сварив на спиртовке кофе, приготовили бутерброды и вошли в столовую с подносами.
– С добрым утром, друзья!
– А вы уже бодрствуете? Отлично! – воскликнул Исаев. – Рад сообщить, что два снаряда готовы, а остальные будут через полчаса!
– Это славно, друзья! – сказала Фигнер. – Прошу вас подкрепиться немного.
Все разобрали чашки, стали закусывать.
Перовская взглянула на часы:
– Я уже должна идти.
– Да, да, – заторопился Исаев и, принеся из кухни корзинку, уложил в нее два готовых снаряда.
– Будь осторожна, Соня. Может, Вере проводить тебя?
– Нет, нет, не надо. А как же другие снаряды?
– Их к девяти доставит Кибальчич.
– Да, Софья Львовна, вы не беспокойтесь, – сказал Кибальчич, – я приду вовремя.
Исаев принес шубу, шляпку и помог Перовской одеться.
– Ну, прощайте, друзья, – сказала взволнованно Перовская и, крепко поцеловавшись с Фигнер, протянула руки друзьям.
– Желаем удачи, – за всех сказал Исаев и проводил ее до двери.
4
Граф Лорис-Меликов сидел за ужином в кругу семьи, когда швейцар доложил, что прискакал нарочный с секретным пакетом.
«Что бы это могло значить? Уж не новое ли покушение на государя?» – подумал с тревогой граф и, сердито потеребив черные с проседью подусники, глухо сказал:
– Проводи в кабинет, я сейчас приду…
Нарочный был жандармский ротмистр граф Шабен, и уже по этому Лорис понял, что сообщение огромной важности.
Пригласив Шабена сесть, он взял пакет и, сломав сургучные печати, развернул донесение с рубрикой «Совершенно секретно». В донесении сообщалось, что сегодня вечером арестованы главари «Народной воли» Желябов и Тригони.
Лицо Лориса засветилось. Дважды перечитав написанное, он поднялся довольный. Под его густыми усами мелькнула улыбка.
– Благодарю вас, граф, вы привезли известие чрезвычайной важности. Я желал бы, чтоб протоколы первого допроса были доставлены мне сегодня же.
– Слушаюсь, ваше сиятельство. Будет исполнено! – вытянулся Шабен и, щелкнув каблуками, вышел из кабинета.
Лорис-Меликов прошелся, довольно потирая руки: «Желябов! Тот самый Желябов! Какую птицу схватили… А!.. – Он самодовольно подкрутил усы. – Что-то теперь скажут мои завистники? Пожалуй, постараются преуменьшить событие. Нет, я не позволю! Я должен сам доложить государю. Сам, и немедленно».
Он позвонил в колокольчик. Явился седой слуга в шитой золотом ливрее.
– Прикажите закладывать лошадей, я должен ехать в Зимний.
Александр II, как это часто с ним бывало, вечером, оставшись в кабинете один, вдруг ощутил чувство страха. Ему показалось, что кто-то из террористов через крышу и дымоход проник в камин и там притаился. Царь отчетливо слышал, как что-то зашуршало, посыпались каменные крошки и пепел.
– Эй, кто там? Скорее сюда! – закричал он и зазвонил в колокольчик.
Вбежал дежурный генерал, а за ним два гвардейских офицера караульной роты. Все трое встали навытяжку.
– Вон там в камине кто-то прячется, – дрожащим голосом сказал царь.
– За мной! – крикнул генерал и, выхватив револьвер, пошел к камину. Офицеры с револьверами в руках обогнали его, осмотрели камин и даже заглянули в дымоход.
– Никого нет, ваше превосходительство.
Генерал сам осмотрел дымоход:
– Здесь никого, ваше величество! Может быть, выше… Если позволите, я выстрелю.
– Я слышал шорох и кашель. Значит, каналья, поднялся… Стреляй же, пока не ушел. Я приказываю: стреляй!
«Бах! Бах! Бах!» – трижды прогремело в кабинете, и громогласное эхо гулко загрохотало по пустынным залам дворца. В камин посыпались обломки кирпича, дохнуло гарью и сажей. Царь, перекрестясь, отошел в угол и сел на диван. За дверью послышались голоса и тревожные шаги. В кабинет вбежал перепуганный Адлерберг:
– Что случилось, ваше величество? Кто стрелял?
– Это я приказал прочистить дымоход, – не то с усмешкой, не то серьезно сказал царь. – Вы можете идти, господа, – обратился он к военным.
Генерал и офицеры, отдав честь, вышли парадным шагом.
– Присядь, граф, мне надо с тобой поговорить.
Адлерберг сел рядом, удивленно приподнял брови.
– Представь, Саша, я очень отчетливо слышал, что кто-то спустился через дымоход.
– Это невозможно, ваше величество, всюду выставлены посты.
– Однако меня все время гнетет предчувствие.
– Все происходит, ваше величество, от расстройства нервной системы. Надо поговорить с лейб-медиком и принимать успокоительные капли.
– Что за вздор, граф? Может вы с лейб-медиком еще посоветуете припарки? Я совершенно здоров. Да-с, здоров, но предчувствия меня мучат… и не без оснований. Объясните, почему я почти каждый день вижу на подоконнике кабинета мертвого голубя? Что скажете? А? Молчите… Откуда взялся этот огромный коршун, что охотится у меня под окном?