Циолковский эти годы жил отшельником и ничего не знал о постройке дирижабля Шварца. Его в это время мало занимали земные дела, он витал мыслями в далеких мирах. Таинственная Луна, о которой он много думал и пробовал писать еще в Боровске, теперь перестала его интересовать. Повесть «На Луне» была опубликована, и Циолковский перенесся мыслями на далекие планеты. Его увлекли, захватили астероиды – крохотные спутники Солнца. Ему казалось, что на этих маленьких планетах, удаленных от Солнца дальше, чем Марс, где мало света и тепла, – обитают живые существа.
Эти живые существа совсем не похожи на людей, но они по своему красивы и достигли в своем развитии гораздо большего совершенства, чем люди. Они выработали в себе удивительную приспособляемость. Циолковский мысленно видел астероидян, разговаривал с ними, и ему хотелось рассказать о них людям земли. И вот он пишет новую фантастическую повесть «Грезы о земле и небе».
В последние годы Цполковский жил замкнуто и совсем отдалился от Стрешневых, где собиралось почти все образованное общество Калуги. Он чувствовал себя там неловко, стесненно. Ведь для большинства гостей он был всего лишь учитель уездного училища.
Циолковский уединился в своей мастерской, «парил в мыслях» и был счастлив этим. Но о нем не забывали в доме Стрешневых. Как-то на именинах Сергея Андреевича разговор зашел о дирижаблях. Один из гостей, податной инспектор Ассонов – плотный человек с русой бородкой и непокорной шевелюрой, спросил:
– Я слышал, господа, что Циолковский выпустил книжку об управляемом аэростате?
– Да, Василий Иванович, можем подарить, у нас несколько экземпляров, – сказал Стрешнев.
– Буду благодарен. Признаться, господа, меня очень занимает будущее воздухоплавания.
Лиза принесла зеленоватую книжечку. Ассонов раскрыл ее, начал читать и совершенно забыл об ужине…
Дня через два Ассонов явился в училище и, дождавшись звонка к окончанию занятий, отыскал Циолковского.
– Извините, Константин Эдуардович, пришел с вами познакомиться. Ассонов Василий Иванович. Податной инспектор и любитель точных наук. Прочел вашу книгу об аэростате, подаренную Сергеем Андреевичем Стрешневым, и вот не удержался…
– Я очень рад! Очень рад! – приветливо сказал Циолковский, оглянувшись на шумную ватагу ребятишек. – Тут и поговорить-то негде… Пойдемте ко мне.
– Если сочтете удобным, я с радостью…
Дорогой говорили о дирижабле. Ассонов, в отличие от Стрешнева, задавал такие вопросы, словно сам был изобретателем. Это удивило Циолковского.
– Простите, Василий Иванович, а вы сами тоже изобретаете?
– Нет. Я больше причастен к литературе. Еще двадцать лет назад написал книжку о Галилее и кое-что переводил с иностранных языков. Например, книжки о Ньютоне и Био.
– О знаменитом французском физике Батисте Био, что поднимался на воздушном шаре?
– Да, о нем…
– Я читал, интересно… Очень рад познакомиться с вами поближе. А вот и наш дом…
Они вошли и закрылись в комнате Циолковского.
– Над чем же вы сейчас работаете, Константин Эдуардович?
– Занимаюсь научной фантастикой.
– Вот как? Так это ваша повесть «На Луне» в журнале «Вокруг света»?
– Да. Вы читали?
– У меня сыновья увлекаются… А я еще не успел… Но слышал хорошие отзывы.
– Сейчас пишу «Грезы о земле и небе». Там будет рассказано о жизни на астероидах.
– На астероидах? Об этом мне не доводилось и слышать. Разве там возможна жизнь?
– Не знаю… Но я написал. Есть у меня такой раздел: «Из фантастических рассказов чудака».
– Прочтите что-нибудь, Константин Эдуардович.
– Хорошо. Только если вам будет неинтересно, – кивните – и я тут же прекращу.
– Ну что вы, Константин Эдуардович, как можно.
– Нет, нет, непременно кивните.
Циолковский стал на стул и из отдушины в стене достал свернутую в трубку тетрадь.
– Извините. Храню здесь, чтоб не прочитала жена и дети… Так слушайте…
«… Я выходил из своего жилища и все видел… Когда я привык к ним и научился их зрительному языку (мне они приспособили особый механизм для «картинного» выражения своих мыслей), я с ними много беседовал…
Жители тамошние имели кровь холодную и были сотканы из веществ трудно замерзающих…
– Откуда вы? – спросил я однажды.
– Мы переселенцы с других больших планет. Наши тела преобразовались понемногу и применились к жизни в пустоте.
– Чем же вы питаетесь?
– Мы питаемся и развиваемся подобно растениям – под действием солнечных лучей. Наша стекловидная оболочка ничего не выпускает наружу, но зато свободно поглощает солнечные лучи. Обогащенные ими соки доставляют нашему телу все необходимое.
– Неужели вы никогда не испытываете голода? Жажды?
– Никогда!
– Болеете ли вы?
– Очень редко: один из тысячи в течение тысячелетия.
– Разве вы живете так долго?
– Случаи смерти очень редки. Долголетием мы обязаны чистоте наших тел. В них почти не проникают болезни… У нас есть особые регуляторы жизни, которые мешают телу стариться, слабеть… Долголетием (почти бессмертием) мы обязаны чудному устройству нашего тела, о котором вы – жители Земли – не имеете никакого понятия».
Циолковский вздохнул и захлопнул тетрадь.
– Это очень интересно, Константин Эдуардович, – воскликнул Ассонов. – Дайте мне рукопись – я непременно найду вам издателя…
Ассонов сдержал свое слово: «Грезы о земле и небе» вышли отдельным изданием и были раскуплены.
Циолковский, ободренный успехами своих научно-фантастических книжек, продолжал обдумывать сюжеты новых повестей: «На Весте» и «Вне Земли»…
Весна в этом году была ранняя, спорая. В середине апреля Калуга оделась в зелень. Май начался буйным цветением садов.
13 середине мая, когда в Москве пышно праздновалась коронация молодого царя Николая II, Циолковский, освободившийся от классных занятий, решил немного передохнуть. Он вспомнил своего знакомого, с которым вместо удил рыбу, аптекаря Павла Павловича Каннинга, заинтересовавшегося проектом быстроходной лодки. В прошлом году уже поздно было строить такие лодки, а в этом можно было попробовать. «Пошлю-ка я за ним, может, и договоримся, – подумал Циолковский и постучал в соседнюю комнату. – Игнатик! Зайди на минутку».
Подросток лет тринадцати – худенький, смуглый, с большими карими глазами – заглянул в комнату.
– Папа, ты звал?
– Игнатик, ты знаешь аптеку Каннинга?
– Знаю.
– Снеси туда записку Павлу Павловичу. Скажи, что я его жду…
Каннинг, небольшого роста, чернявый, с аккуратно постриженной бородкой, стремительно вбежал во двор, где дожидался Циолковский.
– Константин Эдуардович! Рад видеть вас. И рад приняться за намеченное дело. Есть ли у вас чертежи лодки?
Циолковский показал чертеж и сказал, что он уже делал такую лодку в Вятке.
– Ну и как?
– Была очень быстроходной, Павел Павлович. Никто не мог угнаться.
Каннинг взглянул на чертеж.
– А сумеем ли мы сделать сами? Может, нанять плотников? Тут еще важно и время.
– Да, верно. Времени жаль…
– У меня в аптеке перебирали полы братья Ореховы. Хорошие плотники и столяры. Я с ними поговорю.
– А вдруг заломят?
– Сойдемся. Я умею… Завтра с утра можем и начать.
– Пусть работают у меня, – сказал Циолковский, – Есть верстак и материалы, а мы будем помогать.
– Согласен! – решительно заключил Каннинг. – Я немедленно иду к Ореховым…
На постройке лодок Циолковский отдыхал. Строгать пахучие смолистые доски, конопатить швы, смолить днища – все доставляло ему радость и удовольствие. Его душа истосковалась по физической работе на свежем воздухе.
Когда лодки были отвезены на Оку и испытаны на воде, Циолковский с Игнатиком часто ездили на рыбалку, а по вечерам всей семьей катались вместо с Каннингами…