Берг, взглянув в холодные стальные глаза генерала, понял, что тот не шутит. Он с минуту подумал и сказал дружелюбно и весело:
– Не угодно ли, граф, вам сегодня поужинать у меня? Я был бы рад обсудить с вами это предложение.
– Охотно, господин Берг. Охотно! Мое ландо к вашим услугам…
Воздуходувка получалась. Циолковский строил ее в виде веялки. В раструбе наметил установить несколько горизонтальных пластин, которые должны были выравнивать воздушный поток, делать его равномерным.
Испытываемую модель он решил поместить в центре воздушного потока, у самого жерла воздуходувки. На прочной деревянной подставке у воздуходувки предполагалось установить продолговатый жестяный ящик с водой. В него должна была погружаться плоская продолговатая ванночка с тонкими металлическими стойками, поддерживаемыми модель. Модель, сделанная из папье-маше, тонкой проволочкой присоединялась к стальному рычажку у шкалы с миллиметровыми делениями.
Под напором воздушного потока модель должна была плыть в ящике с водой и натягивать проволочку и рычажок. По шкале с делениями легко было высчитать коэффициент сопротивления. Модели намечались различной конфигурации.
Изготовление воздуходувки продвигалось медленно.
Жилось трудно. Жалованья едва хватало на пропитание. Те деньги, что заплатили в журнале «Вокруг света» за повесть «На Луне», быстро растаяли… Циолковский строил свою машину сам: был и столяром, и слесарем, и жестянщиком… В брезентовом фартуке с прихваченными ремешком волосами, в железных очках он походил на простого русского мастерового. Именно таким его и увидел Ассонов, зайдя как-то вечером. Циолковский встретил его радушно, без всякого смущения.
– Присаживайтесь, Василий Иванович, и посмотрите на мою воздуходувку. Дело, кажется, близится к концу! В ней можно будет испытывать не только модели дирижаблей, но если потребуется – и самолетов.
– Но вы же настроены против самолетов! – возразил Ассонов.
– Нет, я не против. Я даже года три назад опубликовал статью «Аэроплан, или птицеподобная летательная машина», где писал о наиболее рациональной обтекаемой форме аэроплана. Однако сейчас, пока нет сильных моторов, я отдаю предпочтение аэростатам… Да и в будущем им будет принадлежать главенствующая роль, ибо они способны поднять не одного-двух, а десятки, сотни людей.
– Я не хочу оспаривать ваше мнение, Константин Эдуардович, напротив, я принес свидетельство об успешном полете дирижабля.
– Что? Что? – не расслышав его, тревожно переспросил Циолковский.
– Вот у меня «Московский листок», где перепечатано сообщение из немецкой газеты.
– Дайте, дайте, я хочу посмотреть, – встрепенулся Циолковский… – А, вот, вижу: «2 ноября 1897 года в Берлине состоялся пробный полет металлического дирижабля Шварца. Дирижабль поднялся на высоту в 300 метров и, пролетев расстояние в несколько десятков километров, благополучно пришел к намеченной цели и опустился на поле, где его ждали».
– Опять немцы обскакали нас, – вздохнул Циолковский. – Когда же Россия научится уважать и ценить своих собственных изобретателей? Ведь я представил на рассмотрение проект металлического управляемого дирижабля еще десять лет назад! Слышите, Василий Иванович, десять лет назад! Мы бы за эти годы могли построить по один, а сотни дирижаблей! Сотни!
– Да, дорогой друг. Да! Стыдно и горько признаться, но это так… Несчастье наше не в том, что мы отсталая страна, – у нас не меньше, чем на Западе, умных, талантливых людей, – несчастье наше в том, что сидящие у власти, тупые, черствые, безучастные к прогрессу люди не поддерживают эти таланты, а, расшаркиваясь перед заграницей, приглашают иноземцев.
– Согласен. Вполне согласен с вами, Василий Иванович. Но что же делать?
– Я думаю – бороться! Бороться всеми силами и средствами! То, что немцы построили металлический аэростат, или, как они говорят, дирижабль, – укрепляет вашу позицию. Да, укрепляет! Ведь они осуществили в сущности идею, высказанную и обнародованную вами. Немцы построили дирижабль Шварца, мы построим дирижабль Циолковского! Но чтоб наш был лучше, надежней – нужны исследования, опыты, поиски… Вот тут-то и пригодится воздуходувка. Ну-ка, объясните мне, как будет действовать ваша машина?
Циолковский достал из ящика склеенную из папье-маше продолговатую конусообразную модель, закрепил ее на подставке, плавающей в ящике с водой, и стал крутить ручку воздуходувки. Подуло ветром, и модель начала медленно плыть, отклоняя рычажок-показатель.
– Очень остроумно! – одобрил Ассонов.
– Еще многое нужно доделать, Василий Иванович. И прежде всего нужно добиться, чтоб вал вращался равномерно. Необходимо создавать разные скорости воздушного потока. Я надеюсь установить систему шестеренок по типу часового механизма. Но беда – нету средств…
– А что, если обратиться за помощью?
– Куда? С Петербургом я в ссоре… В Москву? Профессор Столетов умер, и поддержать решительно некому…
– Напишите в Академию наук. Чего бояться? Откажут – не выпорют. А вдруг там найдутся умные, чуткие люди? Опишите свою машину и пошлите результаты пробных опытов. Должны оценить.
– В Академию наук? Куда хватили!.. А что, пожалуй, напишу! Бороться так бороться! Все-таки я иду в бой не с голыми руками. У меня в арсенале есть кое-какое оружие…
4
Наступил 1900-й – первый год двадцатого века! Циолковский острее других чувствовал, что новый век станет веком невиданных достижений и открытий в науке и технике.
Уже сейчас завоевывало право на существование электричество. В больших городах появились телефоны.
В газетах промелькнули скупые сведения об изобретении инженером Поповым нового прибора, передающего сигналы на большие расстояния по воздуху… Все настойчивей шумели об автомобилях. Во Франции, Германии, Англии и по ту сторону океана организовывались автомобильные гонки. На смену паровым и электрическим автомобилям пришли автомобили с двигателями, работающими на парах керосина и бензина.
По сообщениям газет, изобретатели Старого и Нового света упорно трудились над созданием летательных машин тяжелее воздуха. В Америке было объявлено, что создатель летающего аэроплана получит премию в двести тысяч долларов…
В воскресенье за завтраком Циолковский, просматривая газеты, вдруг крикнул Варваре Евграфовне, ушедшей на кухню:
– Варя, Варенька! Ты послушай, что пишут в газете: Америка посулила двести тысяч за изобретение самолета.
– Батюшки! Я и не слыхивала о таких суммах! – всплеснула руками, входя в столовую, Варвара Евграфовна. – А за аэростат ничего не обещают?
– Про аэростаты не пишут… – нахмурился Циолковский. – А что, где же другие газеты?
– Эту Игнатик читал, а те, должно, в ящике.
Циолковский вышел во двор, заросший густой травой, распахнул калитку и вынул из ящика газеты и письмо. На конверте был штамп: «Императорская Академия наук». Он поспешил к жене.
– Варюша, пришло письмо из академии. Боюсь вскрывать, вдруг опять отказ… Попробуй ты, у тебя рука легкая.
– Давай, чего тут… небось двести тысяч не отвалят.
Она разорвала конверт, бегло взглянула на письмо.
– Ну, что? Что ты молчишь?
– Ой, Костя, кажись, действительно отвалили какие-то деньги, но у меня слезы в глазах… не могу…
Циолковский стал читать вслух.
«Милостивый государь Константин Эдуардович!
Уведомляем Вас, что по представлению академика Рыкачева, Императорская Академия наук выделила Вам субсидию для постановки опытов по сопротивлению воздуха 470 рублей…»
– Варя, ты слышишь? Четыреста семьдесят рублей! – радостно закричал Циолковский. – Первый раз в жизни мне дают деньги под мои научные труды. Это же для меня больше, чем двести тысяч! Ты слышишь, Варя? Это же для нас – целый мил-ли-он!..