— А когда он уехал?
— Да с полмесяца будет. Отправился в свои края.
— Вот оно что, — изобразил любезную улыбку Сэйбэй. — Не скажете ли, этот господин долго изволил там жить?
Владелец дома пристально взглянул на Сэйбэя: с какой стати расспрашивает?
— Без малого два года. А что, случилось что-нибудь?
— Случилось, — ответил Сэйбэй. — Не знаю, может, это все проделки оборотней-барсуков…
Рассказ Сэйбэя домохозяина не обрадовал. Выслушав его, он помрачнел и сказал:
— Не может такого быть. Я этот дом как построил, так сразу и сдал прежнему арендатору, господину Сиратори, и за все это время решительно ничего такого там, насколько мне известно, не происходило. Может, вы ошиблись, а? Ну хорошо. Зайду к вам сам, погляжу. Должно быть, это молодчики его милости господина Акаги так шалят. А то и впрямь барсуки…
К вечеру следующего дня Сэйбэй и О-Мура перебрались в квартал Танимати, что в районе Итигая, в первый же попавшийся дом, который сдавался. Дом был старый, но они сняли его без раздумий, даже вещи бросили в оставленном жилище, спасибо, домохозяин их собрал и наутро доставил им на новое место.
Вряд ли Сэйбэй когда-либо смог бы забыть то, что произошло. А произошло вот что. Даже домохозяин, разозленный тем, что из-за этого дома у него неприятности, обомлел, когда увидел, как в углу устроенного под лестницей шкафа кишмя кишат белые черви. Из-под пола был извлечен разложившийся труп наложницы жившего здесь прежде Сёдзаэмона Сиратори. То, что у трупа не хватает кисти правой руки, первым заметил Сэйбэй.
В Танимати Сэйбэй и О-Мура не прожили и месяца. У них что-то разладилось. Не то чтобы так уж прямо из-за всей этой истории; но, конечно же, зловещие события, обрушившиеся на них в их первом совместном доме, косвенно способствовали тому, что их некогда столь прочный союз все же распался, пусть и без некоторого сожаления с обеих сторон. Их отношения сделались нерадостными, мучительными. Сэйбэй, ссылаясь на дела, стал часто ночевать у себя дома, а О-Мура принялась за старое с былым дружком, который к ней захаживал. В конце концов они поругались, и дело дошло до разрыва.
Но на этом несчастья Сэйбэя не кончились. С лета того года у него появилась странная боль в левой руке. Болело запястье, боль охватила его кольцом как раз в том месте, где в ту первую ночь в руку ему вцепились холодные пальцы, и ощущение было такое, будто к телу приложили лед и долго так держали, а потом отняли, и теперь все горит. Впору было возроптать: ему-то за что, за какие грехи такая напасть? Не помогали ни лекарства, ни молитвы.
Ну и пусть, бодрился он. Ничего страшного, от этого не умирают. В конце концов, болело только в этом месте, да и то не все время: постоянно ощущалась только тупая тяжесть, как будто запястье было чем-то перехвачено. На вид это место ничем не отличалось. Но вот однажды к нему в гости пришла родственница с двухлетним сыном.
В это время Сэйбэй был в саду и осматривал горшки с вьюнком-ипомеей. Гостья, как полагается женщине, на коленях просеменила на веранду, где по летнему времени тяжелые сёдзи были заменены на легкие двери из тростника, и поклонилась Сэйбэю, попросив извинения за то; что долго не приходила. Ребенок стоял рядом, прижавшись к матери, и пристально, с детской серьезностью смотрел на Сэйбэя. Это был славненький, пухлый мальчик, очень похожий на мать.
— Большой-то какой стал!
— Ну-ка, скажи дядюшке «здравствуйте».
И гостья, и хозяин устремили взгляд на ребенка. Сэйбэя поразило, как неотрывно уставился на него этот маленький человечек. Вдруг мальчик, чем-то, видимо, сильно испуганный, уткнулся матери в грудь и задрожал всем телом, громко крича:
— Боюсь! Боюсь!
— Что ты? Что с тобой?! — Мать, должно быть, испугалась еще больше: ей было неудобно перед Сэй-бэем, которому она была обязана. — Как можно, ты даже не поздоровался!
Мальчик снова с опаской поглядел на Сэйбэя, словно желая в чем-то удостовериться, и снова в ужасе спрятал голову у матери на груди.
— Рука… Рука страшная…
— Рука? — Сэйбэй машинально взглянул на свое левое запястье — то самое.
— Да о чем ты? — не на шутку встревожилась гостья, пытаясь унять ревмя ревущего ребенка.
— Эй, дружище, что это тебя так напугало? — улыбнулся Сэйбэй.
Однако это не помогло. Мальчик только пуще прежнего затрясся от плача.
— Синяя рука, синяя рука… — повторял он сквозь рыдания.