С этими словами он действительно подтащил два мата и расположил их под перекладиной, а затем полез вверх. Марк задумчиво смотрел, как тот ползет по канату и, дождавшись, когда он окажется на самом верху, произнес:
- Заранее, говоришь? А если кто-то сделает так? – он отодвинул оба мата в сторону. Сверху послышалось сдавленное ругательство, Шеннон дернулся, пытаясь перехватить руки, и снова сорвался вниз, приземлившись в надежный захват.
- Как видишь, друзья надежнее, - усмехнулся Марк. Парень сверкнул глазами, вырвался и снова устремился к стойке, бормоча проклятия. Перед тем как лезть вверх он несколько раз глубоко вздохнул, выравнивая дыхание и успокаиваясь, а затем решительно обхватил канат. Эванс наблюдал, затаив дыхание. Парень устал, но упрямство и гордость придавали ему сил. Он добрался до верха, ухватился за перекладину и повис на ней. Потом медленно, тщательно контролируя каждое движение, начал перемещаться к лестнице. Мышцы сводила болезненная судорога, но он упрямо перебирал руками, видя перед собой лишь конечную цель, которая становилась все ближе, ближе… пока, наконец, последним отчаянным движением, Шеннон не ухватился за лестницу, повисая на ней всем телом. Затем он быстро спустился вниз и встал перед Марком, выпрямившись и скрестив руки на груди.
- Браво! – произнес Эванс без тени издевки, и в серых глазах загорелись торжествующие огоньки. – А теперь – на беговую дорожку. Руки твои на выносливость мы проверили, очередь за ногами.
Шеннон застонал, но послушно двинулся в сторону тренажера. Три часа пролетели как мгновение, по прошествии которого парень мог только лежать. Марк усмехнулся, подхватил слабо сопротивляющегося юношу на руки и потащил в бассейн, чтобы вода привела его в чувство после жестокой тренировки.
После ужина, они поднялись наверх, и Шеннон вытянулся на кровати, чувствуя, как тело накрывает страшная усталость.
- Завтра будет еще хуже, - заботливо подбодрил его Марк. – Хочешь, сделаю тебе массаж?
- Иди к черту, - беззлобно огрызнулся юноша, пытающийся пристроить поудобнее ноющие конечности. – Лучше, раз уж ты моя нянька, расскажи сказку на ночь.
- Про принца и принцессу? – усмехнулся Эванс. Парень помотал головой.
- Расскажи… про свою маму. И про отца. Когда он умер?
- Когда мне было десять, - ответил Марк, осторожно присаживаясь на край кровати. Ну, точно нянька, рассказывающая сказку. – Он был полицейский, и погиб при исполнении, как говорится. Мама очень переживала, долго не могла оправиться от потери, да и мне его ужасно не хватало. Я злился на весь мир, примерно как ты сейчас, бросал школу, пытался бунтовать, чем доводил мать до срывов, а затем дядя – брат отца – решил взяться за меня всерьез. Он был очень жесткий человек, а я упрям и своеволен. Пару раз сбегал из дома – меня находили, возвращали обратно, и все начиналось по новой. Потом дядя запихнул меня в полицейскую академию, чтобы вбить дисциплину и сделать человеком. А мне, неожиданно, там понравилось. Я закончил обучение, получил распределение в свой участок и напарника. Им был Вилли Мэдисон. Мы не понравились друг другу с первого взгляда. Я был молодой, заносчивый, а он язвительный и уверенный в себе. Жизнь друг другу мы превратили в настоящий ад.
- Почему не просили о переводе? – заинтересованно спросил Шеннон. Марк усмехнулся.
- Это бы означало признать собственное поражение, согласиться, что другой тебя достал и сделал. Ты что, это было невозможно!
- А потом?
- А потом… потом он спас мне жизнь. А затем – я ему. Ну а вскоре мы уже и не считали, сколько раз вытаскивали друг друга из дерьма. И сейчас вот он… помог мне. И когда мама заболела тоже.
- Ты не волнуйся, - неожиданно произнес Шеннон, заглядывая Марку в глаза. – Если отец сказал, что все устроит с операцией, то так и будет, увидишь. Он свое слово всегда держит.
- Спасибо, - улыбнулся Марк и откинулся на спинку кровати. Голова слегка кружилась, да и все состояние было несколько странное, но он списал это на усталость. – Мне надо съездить к ней завтра, а то я не был там уже несколько дней. Прокатимся?
Шеннон молча кивнул, погрузившись в собственные размышления. Эванс легонько дернул его за ногу, привлекая внимание.
- Теперь моя очередь задавать вопросы. Почему мне нельзя было трогать эти цветы?
Мальчишка глянул на него исподлобья и хмуро поинтересовался:
- Смеяться не будешь?
- Не буду, - пообещал Марк, борясь с подкатывающей тошнотой. Что-то было не так.
- Ты понимаешь, я ведь свою мать совсем не помню. Знаю только по фотографиям и рассказам. И единственное мое собственное воспоминание, это то, что она любила белые пионы, сама их выращивала. У нас целая клумба в саду есть. Это – все что я о ней помню… Черт…
Марк вгляделся в лицо Шеннона и похолодел. Парню явно было так же нехорошо, как и ему, лоб покрылся испариной, губы побелели. Перед глазами все уже плыло, и последним вымученным движением Эванс потянулся к юноше в непонятном порыве то ли уберечь, то ли что-то сказать. С грохотом, отдавшимся оглушающими вспышками в голове, распахнулась входная дверь, а в помещение скользнуло несколько человек. Одного – первого – Марк отбросил в сторону, сам едва устояв на ногах. Сознание взорвалось цветным фейерверком, и последнее, что он почувствовал – был укол иглы в локтевую впадину. Потом все вытеснила чернота.
Часть 3
Голова шла кругом, как после похмелья, но в этот раз Марк отчетливо помнил, что не прикасался к спиртному. Борясь с мучительной тошнотой, он открыл глаза и огляделся. Комната была небольшая, очень похожая на номер в дешевом отеле, с минимумом мебели и уюта. Рядом ощущалось чужое присутствие. Повернувшись и с трудом сфокусировав взгляд, Эванс охнул и принялся тормошить за плечи совершенного бледного Шеннона, лежащего рядом. Парень что-то прошептал запекшимися губами и распахнул глаза, приходя в сознание. В следующее мгновение его согнуло пополам в жестоком спазме, выворачивая наизнанку. Марк подхватил юношу на руки и пинком распахнул дверь, ведущую, как он правильно догадался, в ванную. Там он осторожно опустил свою ношу на пол и принялся умывать лицо мальчишки холодной водой. Тот закашлялся, оттолкнул его руки и продолжил сам. Через пару минут они оба, мокрые и взъерошенные, вернулись в комнату. Дверь в коридор была не заперта – это Марк проверил сразу, а на столе лежали пакет и конверт.
В пакете обнаружилась некоторая сумма денег, их с Шенноном документы, мобильный телефон с зарядным устройством и ключи от машины. Покрутив в руках паспорта и отложив их в сторону, Марк решительно разорвал конверт, извлекая оттуда письмо.
- Это почерк отца, - удивленно произнес Шеннон, пребывающий в некотором шоке. Парень инстинктивно жался к своему единственному защитнику, а тот находился в таком смятении, что даже не замечал этого. Содержание письма оказалось неожиданным.
«Уважаемый мистер Эванс», - гласило оно. - «Я искренне прошу прощения за доставленные Вам неудобства, но обстоятельства, побудившие меня действовать подобным образом, чрезвычайны. Я много думал, перебрал множество вариантов, но так и не смог наладить отношения со своим сыном. Более того, с некоторых пор, мальчик замкнулся в себе, не подпуская никого, что не могло оставить меня равнодушным. Я знаю, что порой только кардинальная смена обстановки, стресс, способен вывести людей из подобного состояния, поэтому и устроил это «похищение». Сейчас, вдали от дома, мальчик сможет увидеть мир и людей, а также, возможно, приобрести друга в Вашем лице. Я знаю, Вы не тот человек, который обидит или бросит его одного. Прошу Вас, поймите и простите отчаявшегося отца.