— Прошу вас озвучить полный список обвинений, — говорит судья.
— Как скажете, но это займёт довольно долгое время, — прокурор позволяет себе ухмылку.
— Приступайте, — ведёт рукой Соколовский.
Тимур начинает говорить. Хотя я уже всё это слышал, становится не по себе от количества грехов, которые мне приписывают. Со стороны присяжных я наверняка выгляжу кровожадным отморозком.
«Разрывая глотки и круша черепа, он добрался сначала до графского титула, затем до княжеского! Этого ублюдка необходимо остановить!»
Думаю, примерно такие мысли сейчас у них в головах.
Вот что мне вменяют:
— Неоднократный побег из сиротского приюта.
— Избиение других воспитанников.
— Участие в незаконных боях без правил.
— Убийство организатора этих боёв, известного по кличке Бердыш.
— Браконьерство макров.
— Убийство барона Владимира Ротанова и его сына.
— Узурпация графского титула.
— Убийство графа и губернатора Олега Окунева.
— Нарушение правил дворянской войны.
— Узурпация княжеского титула.
— Убийство князя Павла Корсакина.
— Убийство графа Михаила Лещикова.
Это не всё, на самом деле перечисление заняло гораздо больше времени. Тем более что прокурор не стеснялся добавлять подробности. Например, уточнил, что на момент убийства Олег Окунев являлся моим официальным союзником.
Часть обвинений, например, побег из приюта, не являются наказуемыми. На государственном уровне уж точно. Но в списке они есть для массы, чтобы максимально очернить меня. Это и дураку понятно.
— Заседание будет долгим, — говорит Соколовский, выслушав перечень обвинений. — Что же, будем разбираться по очереди. Пока садитесь, Тимур Евгеньевич. Я хочу выслушать обвиняемого. Ярослав Романович, вы будете выступать лично или через адвоката?
Мы с Грозиным встаём одновременно, но я жестом велю Василию сесть.
— Лично, ваша честь. А затем мой адвокат сделает заявление.
— Прошу вас.
Выхожу из-за стола, стараясь сохранять нейтрально-достойное выражение лица. Обращаюсь прежде всего к присяжным, которым явно несимпатичен. Надо постараться исправить это дело.
Печать Убеждения бы сейчас. Но увы, не получится. Если попробую применить магию, тут же взвоют установленные в зале артефакты. Тогда мне точно перестанут верить.
— Дамы и господа, — начинаю я. — Понимаю, что после озвученного списка вы считаете меня жестоким психопатом, готовым идти по головам ради власти. Уверяю вас, что это не так.
Я действительно не раз избивал и даже убивал людей. Но это каждый раз было или самообороной, или необходимостью. Все, кто пострадал от моей руки, этого заслуживали.
Кто из дворян ни разу не проливал кровь? Мы рождены для этого. И да, я тоже дворянин, хотя вы можете считать иначе, — при этих словах присяжные, не скрываясь, морщатся. — Я законный потомок графа Котёнкина. Да, мне пришлось вырасти в сиротском приюте из-за войны, случившейся восемнадцать лет назад. Но я даже не бастард, и уж точно не простолюдин-узурпатор. И у меня тоже есть доказательства. Надеюсь, вы внимательно их выслушаете и отнесётесь к ним непредвзято.
— Прекрасная речь, Ярослав Романович, — сухо говорит судья. — Садитесь.
Грозин сменяет меня и сразу переходит к делу:
— Ваша честь, я настаиваю на смене обвинителя. У нас есть основания полагать, что у него есть личный интерес в данном деле.
— О чём вы говорите? — хмурится Соколовский.
— Роман Евгеньевич — друг Николая Мережковского, с которым у моего господина был конфликт. Есть подозрения, что именно Мережковский попросил начать это дело.
— Как интересно, — говорит судья. — Роман Евгеньевич, что вы можете сказать по этому поводу?
— Николай Мережковский действительно сообщил мне то, что сподвигло начать это дело, — спокойно отвечает прокурор. — Но я не преследую никаких личных интересов. Наказать господина Котова следует в любом случае.
— Прошу проверить слова прокурора с помощью менталиста! — требует Василий.
— Поддерживаю, — кивает Соколовский.
— С радостью, ваша честь, — прокурор встаёт и прижимает правую ладонь к сердцу. — Клянусь дворянской честью, что не преследую личных интересов в данном деле.