– Это – Ровняла. – Мужчина испытующее разглядывал парня, склонив голову на бок.
– Оччприятно, – кивнул пацан. И еще. Пару раз.
– Это – Пёс.
Наёмник развалился на одеяле, наброшенном поверх сундуков. Когда я назвал его прозвище, Пёс соизволил открыть глаза и поднять голову.
– Хорошенький, – заметил он в адрес мальчишки.
– Здрассьте, – парень снова несколько раз поклонился одной головой, не отводя взгляда от собеседника.
– Это – Гроза. Он – флаобец, – представил я последнего участника команды. Гроза сидел, уткнувшись в книгу.
– Настоящий?! – с восторгом, будто десять энзоле на земле нашел, спросил у меня парень. У Грозы, понятно, спрашивать было бесполезно.
– Самый что ни на есть настоящий! – похвастался я.
– А он по-нашему понимает?
– Молодой человек, вам не кажется, что неприлично говорить о человеке в его присутствии в третьем лице? – хрипловатым, тягучим голосом поинтересовался маг, не отрывая взгляда от книги.
– Он даже разговаривает?! – пискнул в экстазе пацан.
Гроза медленно поднял на мальчишку взгляд, и я сделал несколько шагов вперед, чтобы в случае чего прикрыть.
– А тебя-то как зовут, наблюдательный ты наш? – поинтересовался флаобец. И хотя лицо его было скрыто под повязкой, чуть прищуренные глаза выдавали, что он улыбается.
Чу-де-са! Чудеса, да и только.
– Пип… – бодро начал пацан, но замялся и уже тише добавил: – ка.
Пёс заржал и даже сел, держась за живот. Клык поддержал его хохот.
– Пипка! – повторил Пёс сквозь смех. – Га-га-га! Пип-га-га-ка! Что, пацан, с размерами не повезло?
– Не может же в человеке всё быть идеальным? – парнишка легкомысленно пожал плечами, и Пёс заржал еще громче.
– Ну раз теперь все в сборе, пора и в дорогу! – уведомил я.
– А как же поест? – ощерил желтоватые зубы Клык и кивнул в сторону костерка.
Вода в котелке булькала, варвар вынул из седельной сумки полотняной мешочек, запустил туда руку и бросил в кипяток щепоть сушеной травы. Грязными руками. Ладно, в походе грязи нет, и от кипячёного заразу не подхватишь.
– Дяденьки, а у меня и пироги есть, – радостно сообщил парень, закапываясь в вещевой мешок.
Пироги, к слову, обернутые в чистые тряпицы, были румяными, свежими и такими аппетитными, что даже у меня появилось желание присоединиться к трапезе.
– Ты же плакался, что умираешь буквально, сиротинушка, – не удержался я.
– Так и есть, дяденька, – согласился Пипка (дали же добрые люди имечко), кивая головой, – это мне напоследок тетка Магда в дорогу украдкой от хозяйки положила. Она моему тятеньке покойному двоюродной золовкой приходилась, вот и пожалела горемычного.
– И не жалко делиться? – полюбопытствовал Ровняла.
– Так, дяденька, – повернулся к нему мальчишка, – знаете, как говорят: Защитница всем дает поровну. Сегодня поделишься ты, завтра – с тобой. Так что вы, дяденька Ровняла, угощайтесь. Пироги нужно есть, пока свежие. А когда несвежие – не нужно.
И все эти глупости Пипка говорил с таким серьезным видом, будто делился семейными секретами. Поневоле губы растягивались в улыбку.
Воины полезли в мешки за кружками, собираясь к повозке, где прямо на сундуках разложились пироги. Ровняла быстрыми движениями нарезал их поровну на каждого, причем как я ни пытался обнаружить кусок побольше, все были как по линейке.
Я тоже отошел к Верному за чашкой. Следом за мной потянулся Ровняла.
– Дикий, ты хорошо подумал с этим Пипкой? – спросил он негромко.
– А что? Пацан как пацан. Ему в столицу нужно. Он с животными хорошо ладит. В дороге на черной работе будет.
– Как бы нам бед не пришлось хлебнуть, – серьезно заявил воин.
– Да что с ним не так-то?
Ровняла внимательно поглядел на меня, чуть наклонив голову в бок.
– С ним? С ним ничего. Не с ним, а из-за него.
Я глубоко вздохнул:
– Ты видел наш отряд? Из-за любого, любого – разве что кроме тебя – у нас могут возникнуть проблемы. Гораздо серьезнее, чем из-за этого пацана. Язык у него без костей, конечно. Но, как говорят: кому язык могилу роет, а кого и у смерти отспорит. Никогда заранее не знаешь, как что обернётся.
Как-то же он Грозу разговорил?
– Хозяин – барин. Я предупредил, – кивнул Ровняла и неспешно, как всё, что он делал, направился назад, к повозке.
Оставив у меня на душе какое-то неясно предчувствие. Настолько неясное, что я даже не мог сказать, к добру оно или к худу. Просто предчувствие чего-то важного.