1-й полицейский. Так вот, там девушка; идите, и с вами рассчитаются в ту минуту, когда вы укажете нам сеньора Луиджи и его мать. (Остальным.) Я обратил вниманье вот на тот дом — с самого утра там не открывалась ни одна ставня.
2-й полицейский. А, это дом старого Луки Гадди, хозяина здешних шелкопрядилен: он дремлет целыми часами — проснется, глубоко вздохнет, скажет, что хотел бы быть князем Меттернихом, и опять задремлет, попросив молодого Себальда, иностранца, сесть с его женой за игру в шашки: не надо трогать их, они не замышляют ничего дурного.
Блефокс. Только не может ли кто-нибудь мне рассказать об этой маленькой Пиппе, с которой мне придется иметь дело2 С таким именем можно что-нибудь устроить. Пиппа — это сокращенное Филиппа и рифмуется с Панург советует Гертриппе — Ты веришь ли, король, Агриппе? Да, с таким именем можно кое-что сделать.
2-й полицейский. Положите лучше на рифму, что ваша голова и спелая дыня не стоят вместе полцванцигера. Бросьте глупости и посматривайте. День уже кончился или почти кончился.
3-й полицейский. Где же в этом паспорте сеньора Луиджи начальник приказывает следить за ним так внимательно? Здесь? Что же здесь, кроме простой подписи? (Хлопотливое наблюденье этого английского дурака.)
2-й полицейский. Будьте в силе — «поставьте всевозможные препятствия на его пути»; продолговатая точка на конце. «Задержите его, пока не получите дальнейших указаний»; царапина внизу — «верните его под предлогом несоблюденья какой-нибудь формальности»; забрызгано чернилами с правой стороны (как здесь) — «немедленно арестуйте его». Почему и зачем, я не интересуюсь, но полученные мной приказанья сводятся к следующему: если сеньор Луиджи покинет свой дом сегодня ночью, что бы отправиться в Вену, дивно, паспорт, который получен нами для визированья, на самом деле к его услугам, министерство было плохо осведомлено, и он не злоумышляет; но пусть только останется на ночь, тут уж дело, о котором мы подозреваем: доклад о его переписке и сношеньях с карбонарами правилен; немедленно мы его арестуем. Завтра Венеция, за ней Шпильберг. А, Блефокс подает сигнал. Это он входит со своей матерью в башню. Ну да, конечно.
III
Вечер. Внутри башни. Луиджи и его мать входят.
Мать
Когда бы ветер был, то ты б услышал
Отсюда звуки музыки вечерней.
Луиджи
Как, здесь, под сводами?
Мать
Нет, много дальше,
На кровле, там, где эхо.
Луиджи
Здесь тогда.
Как стукнул мой каблук, когда я прыгнул!
Да — «Луций Юлий!» Это голос-призрак,
А тело охраняется… Что это?
Увядшие цветы над головою?
Они, как эльфы с тонкими кудрями,
Что перегнулись из-за скал и смотрят
И слушают, а руки подпирают
Земные и серьезные их лица:
Вверх; лица покажите, все вы! Все вы!
Спустись и встреть свою судьбу! — Ты слышишь?
Мать
Пусть он ее не встретит, мой Луиджи!
Брось преступленье, в Город не иди —
Ведь бедствия Италии раздуты —
Твой Пелико и остальные пишут
Лишь для эффекта.
Луиджи
А. и Б. зови их!
Мать
И А. и Б. — все пишут для эффекта.
Зло по природе шумно, а добро
Молчит — мы помним все его обиды,
Но ни одной из милостей; он стар,
Спокоен и едва ль не глуп. Зачем же
А. с Б. его не убивают сами?
Луиджи
Они должны учить других — меня
И следующих; если б А. был схвачен,
То я б учить не мог: свершенье легче.
Я по ночам их вижу…
Мать
Ты, Луиджи?
Ах, хочешь, я скажу, что ты такое?
Луиджи
Скажи! Ах, то, на что ты намекаешь,
Я повторяю сам себе всегда;
Порой — да и сейчас — подозреваю,
Что в голове моей не все в порядке:
Но разве знанье этого не может
Опять вернуть здоровье человеку?
Я знаю, что со мной, — и все прекрасно!
Я над собой смеюсь, когда чрез город
Иду и вижу оживленье, будто
Италия свободна, и решаю —
«Я молод и богат; к чему ж смущаться
Мне более других?» Но вот, смущаюсь!
Не это даже! — но пока гуляю,
Все пенье, все скаканье, опьяненье,
Все приключенья юности моей,
Все сны, забытые давно, пустые,
Все возвращается, чем я ни занят;
Земля со мною в перемирье, небо
Дружит со мной, и все вокруг приветно,
Цикады даже кличут: «Вот он, вот!
Прославим час его, он на пути
Для мира, он наш друг, его прославим!»
И я, в ответ на это все, спокойно
На плаху поднимусь: я отправляюсь
Сегодня, мать!
Мать
Не доверяй себе,
Как приговору, что ему ты вынес.
Луиджи
О том я знаю — чувствую, что прав!
Мать
Не доверяй таким несложным средствам
В затее этой дикой: пусть ты прав.
Как ты — такой, как ты сейчас, — исполнишь
То, для чего холодный нужен разум,
Спокойная рука? Ты не спасешься.
Луиджи
Когда б хотел спастись я, все погибло!
Смерть — лучшее из этого. Я много
Знал радостей в мои пятнадцать лет,
Чтоб оправданья ждать в дальнейшей жизни —
Так жизнь моя была богата счастьем,
Что мне пора уйти, мои ж друзья
Пусть остаются, меньше получивши.
Я во главе стола сидел и первым
Вкушал все яства — и встаю, довольный.
Бог рад, что человек так любит мир.
Я вести о земле снесу всем мертвым
И о закатах, о великих звездах,
Видавших первыми, как отливает
Пурпурная волна, что гонит солнце, —
О лунах с их горящим острым краем,
О льне застывшем, что стоит и жадно
Лазури ждет, днях мартовских, когда
Двойная радуга связала бурю;
И майских, желтых от луны, ночах —
Они ушли, но я в душе храню их!
Мать
(в сторону)
Он не пойдет!
Луиджи
Смеешься ты? И правда,
Что сладострастность, призрачность и странность
Обвили преданность мою, как будто
Она алтарь какой-нибудь старинный
В гирляндах роз, в бычачьих черепах.
Мать
Ну, скажем, ты пришел, как перейдешь ты
Его порог?
Луиджи