— Вот как, — тихонько сказала Анника.
— Это был самый избалованный мальчишка во всем Шанхае. Капризный в еде, так что его мама была просто несчастная. Вы, верно, знаете, что там, в Китае, едят ласточкины гнезда? И вот его мама сидела там с полной тарелкой ласточкиных гнезд и пыталась его накормить. «Так, миленький Петтер, — говорила она, — сейчас мы съедим ласточкино гнездо за папу». Но Петтер только крепко сжимал ротик и мотал головкой. В конце концов Хай Шанг так рассвирепел, что запретил готовить Петтеру другую еду, до тех пор пока он не съест ласточкино гнездо «за папино здоровье». А уж если Хай Шанг что-нибудь говорил, то это — железно. Одно и то же ласточкино гнездо путешествовало туда и обратно, из кухни в столовую и обратно с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мама Петтера стала молить Хай Шанга разрешить ей накормить мальчика мясными фрикадельками, но Хай Шанг сказал «нет».
— Ерунда! — изрекла девочка, стоявшая на дороге.
— Да, то же самое говорил и Хай Шанг, — продолжала Пиппи. — «Ерунда, — сказал он. — Ясное дело, мальчишка может съесть ласточкино гнездо, если только перестанет упрямиться». Но Петтер все время — с мая по октябрь — только и делал, что крепко сжимал ротик.
— Да, но как же он мог тогда жить? — удивленно спросил Томми.
— А он и не мог жить, — спокойно ответила Пиппи, — он умер. Из чисто бычьего упрямства. Восемнадцатого октября. А хоронили его девятнадцатого. Двадцатого же влетела ласточка и снесла яйцо в ласточкино гнездо, которое по-прежнему стояло на столе. Так что гнездо уж во всяком случае пригодилось. И никто не пострадал, — радостно заявила Пиппи.
Потом она в раздумье посмотрела на девочку, стоявшую с ошалелым видом на дороге.
— До чего ж ты чудная, — сказала Пиппи. — В чем дело? Уж не думаешь ли ты, что я сижу тут и вру? Что? Попробуй только скажи, что я вру, — угрожающе заявила, засучивая рукава, Пиппи.
— Да нет, вовсе нет, — испуганно сказала девочка. — Не то чтобы я хотела сказать, будто ты врешь, но…
— Не надо, — прервала ее Пиппи. — Именно этим я и занимаюсь. Ты что, не слышишь? Я вру так, что у меня от вранья язык чернеет. Ты и вправду думаешь, что ребенок может прожить без еды с мая по октябрь? Ну уж это чушь, хотя я знаю, что дети могут прекрасно обойтись без еды примерно месяца три-четыре. Но чтобы с мая по октябрь — это чушь собачья. Ты, верно, и сама понимаешь, что это враки. Не позволяй людям вешать тебе лапшу на уши.
Тут девочка пошла прочь, ни разу не обернувшись.
— До чего ж доверчивые люди! — сказала Пиппи Томми и Аннике. — С мая до октября — это же такая жуткая муть! — И она закричала вслед девочке: — Не-а, твоего папу мы не видали! Сегодня мы ни разу не видали ни одного плешивого! А вот вчера их проходило мимо целых семнадцать штук. Взявшись за руки!
Сад у Пиппи был просто замечательный. Он был не очень ухоженный, нет, но там зеленели чудесные лужайки, где трава никогда не подстригалась, там были старые кусты роз, усеянные и белыми, и розовыми, и желтыми цветами, разумеется, не очень изысканными. Но они так сладко благоухали! Там росло также довольно много фруктовых деревьев, но лучше всех были вековые дубы и вязы, на которые так удобно карабкаться.
В саду же у Томми и Анники деревьев, на которые можно карабкаться, было не слишком много. Да и мама их вечно боялась, что дети свалятся и разобьются. Именно поэтому они в своей жизни не очень-то много взбирались на деревья. Но тут Пиппи сказала:
— А что, если нам влезть вон на тот дуб?
Томми — в восторге от этого предложения — тут же соскочил с калитки. Анника была более осторожной и осмотрительной; но, увидев, что на стволе дерева виднелись наросты, на которые можно было ставить ноги, она тоже подумала, что здорово будет хотя бы попробовать вскарабкаться наверх.
На расстоянии нескольких метров над землей дуб разделялся на два ствола, и в том месте, где он раздваивался, образовалась словно бы небольшая комнатка. Миг — и уже все трое сидят там. Над их головами зеленой крышей распростер свою крону старый дуб.
— Здесь мы могли бы пить кофе, — сказала Пиппи. — Слетаю-ка я домой и сварю пару глотков.
Томми и Анника захлопали в ладоши и закричали «браво! «.
Довольно скоро кофе у Пиппи сварился. А булочки она испекла еще накануне. Встав под дубом, она стала подкидывать вверх кофейные чашки. Томми и Анника их ловили. А иногда их пытался поймать старый дуб, и две кофейные чашки разбились. Однако Пиппи тут же сбегала за новыми. Затем настала очередь кидать вверх булочки, и довольно долго они так и мелькали в воздухе. Но булочки, по крайней мере, не разбились. Под конец Пиппи тоже вскарабкалась наверх; в одной руке у нее был кофейник, в другой — бутылка со сливками и сахар в маленькой коробочке.
Томми и Анника подумали, что никогда прежде они не пили такого вкусного кофе. Им доводилось пить кофе не каждый день, а только тогда, когда их приглашали в гости. Но ведь сейчас их как раз и пригласили. Анника пролила немного кофе на колени. Сначала ей стало тепло и мокро, а потом холодно и мокро. Но Анника сказала, что это ерунда.
Когда они напились, Пиппи сбросила кофейные чашки на лужайку.
— Хочу посмотреть, прочный ли нынче фарфор, — сказала она.
Одна чашка и три блюдца на удивление выдержали испытание. А у кофейника отбился только носик.
Вдруг Пиппи ни с того ни с сего стала карабкаться еще выше на дерево.
— Нет, вы видали что-нибудь подобное! — внезапно вскричала она. — Дерево-то с дуплом!
Прямо в стволе зияла огромная дыра, скрытая листвой от взглядов детей.
— Ой, нельзя ли мне тоже влезть наверх и посмотреть? — попросил Томми. Но ответа не последовало. — Пиппи, где ты? — обеспокоенно закричал он.
И тут они услыхали голос Пиппи, но не сверху, а откуда-то снизу. Казалось, словно голос ее доносился из преисподней.
— Я — внутри дерева. В нем дупло до самой земли. Если смотреть в узенькую щелочку, можно увидеть в траве кофейник.
— Ой, как же ты поднимешься наверх?! — закричала Анника.
— Я никогда не поднимусь наверх, — сказала Пиппи. — Я останусь здесь до тех пор, пока не выйду на пенсию. А вы будете бросать мне сверху через дупло еду. Пять-шесть раз в день.
Анника заплакала.
— Зачем печаль, зачем страданья! — сказала Пиппи. — Спускайтесь лучше вниз, и мы сможем поиграть в узников, которые томятся в темнице.
— Ни за что в жизни, — заявила Анника.
На всякий случай она совсем спустилась вниз с дерева.
— Анника, я вижу тебя в щелочку! — закричала Пиппи. — Не наткнись случайно на кофейник! Это — старый почтенный кофейник, который никогда не делал никому зла! Он ведь не отвечает за то, что у него нет больше носика!
Анника подошла к древесному стволу и через маленькую щелочку увидела самый-самый кончик указательного пальца Пиппи. Это ее немного утешило, но она по-прежнему беспокоилась.
— Пиппи, ты в самом деле не можешь подняться наверх? — спросила она.
Указательный палец Пиппи исчез, и не прошло и минуты, как ее личико высунулось из дупла на верхушке дерева.
— Может, и поднимусь, если хорошенько попытаюсь, — сказала она, разводя руками листву.
— Раз так легко подняться наверх, — сказал Томми, все еще сидевший на верхушке дерева, — я тоже хочу спуститься вниз в дупло и чуточку потомиться в темнице.
— Ну, ладно! — сказала Пиппи. — Я думаю, мы принесем лестницу.
Выбравшись из дупла, она быстро и ловко съехала вниз на землю. Потом побежала за лестницей, с трудом втащила ее на дерево и сунула в дупло.
Томми ужасно хотелось оказаться в дупле. Спуститься туда было чрезвычайно трудно, но Томми был храбрый мальчик. Он не боялся забраться в темный древесный ствол. Анника увидела, как он исчез, и испугалась: а вдруг она его больше не увидит? Она попыталась заглянуть в щелочку.