Тихая словно тень Арья с мечом в руке двинулась вперед между рядов длинных каменных скамей. Ноги подсказали ей, что пол каменный, но не гладкий мраморный, как в Великой Септе Бэйлора, а нечто более грубое. Она прошла мимо нескольких шепчущихся женщин. Воздух был горячий и спертый, настолько, что она зевнула. Она ощутила запах свечей. Запах был незнакомым, и она приняла его за какой-то незнакомый вид ладана, но едва она прошла немного глубже внутрь храма, как запах изменился. Запахло снегом, палыми сосновыми иголками и горячей едой. — «Отличные запахи», — Сказала себе Арья, и почувствовала себя уверенней. Настолько, что убрала Иглу в ножны.
По центру храма она наткнулась на воду, журчание которой она слышала до этого. Это оказался бассейн десяти футов шириной, черный словно чернила и освещенный все теми же красными свечами. Возле него в серебристом плаще сидел молодой человек и тихо плакал. Она заметила, что он опустил руку в бассейн. По воде медленно разбежались круги. Когда он достал руку из воды, он один за другим обсосал пальцы. — «Он должно быть страдает от жажды», — Неподалеку от него на краю бассейна стояли чаши. Арья наполнила одну из них и протянула ему, чтобы он мог напиться. Молодой человек уставился на нее, и смотрел какое-то время на протянутую воду. — Валар моргулис. — Наконец сказал он.
— Валар дохаэрис. — Откликнулась она.
Он начал пить воду, и с глухим бульканьем уронил чашу в бассейн. Затем он подтянулся и встал на ноги, шатаясь и держась за живот. Мгновение Арья думала, что он вот-вот упадет. Только после этого она заметила черное пятно ниже его пояса, которое расползалось прямо на глазах. — Ты ранен. — Сказала она, но человек не обратил на нее никакого внимания. Он неуверенно побрел к стене и забрался в один из альковов на твердую постель из камня. Когда Арья огляделась, она увидела другие альковы. В некоторых из них она заметила спящих пожилых людей.
«Нет», — раздался в ее голове полузабытый шепот. — «Они мертвы или умирают. Смотри глазами».
Чья-то рука коснулась ее ладони.
Арья моментально развернулась, но это оказалась всего лишь маленькая девочка. Бледная малютка в балахоне с капюшоном, который, казалось, был ей великоват и полностью ее поглотил. Он был черным с правой стороны и белым с левой. Под капюшоном оказалось изможденное скуластое лицо, впалые щеки и огромные черные глаза, которые были похожи на два блюдца.
— Не хватай меня. — Предупредила бродяжку Арья. — Последнего парня, который меня хватал, я убила своими руками.
Девочка произнесла несколько слов, но Арья ничего не поняла.
Она покачала головой. — Ты не говоришь на Общем языке?
Чей-то голос у нее за спиной произнес: — Я говорю.
Арье совсем не понравилось, как они все к ней подкрадываются. Человек в капюшоне оказался высоким и был одет в большую версию черно-белого балахона, надетого на девочке. Под капюшоном, кроме темноты, все, что ей удалось разглядеть — это мерцающее отражение красных свечей в его глазах. — Что это за место? — задала она ему вопрос.
— Это место покоя. — У него был мягкий голос. — Здесь ты в безопасности. Это дом Черного и Белого, дитя. Хотя ты еще слишком мала для того, чтобы искать милости Многоликого бога.
— Он что-то вроде бога южан — один с семью лицами?
— С семью? Нет. У него лиц без счета, малышка, столько — сколько звезд на небе. В Браавосе люди поклоняются тем, кому хотят… но в конце каждой дороги стоит Он, Многоликий, ожидая. Не бойся. Тебе он тоже когда-нибудь встретится. Тебе нет нужды бросаться в его объятья.
— Я пришла только чтобы разыскать Якена Х’гара.
— Мне не знакомо это имя.
Ее сердце екнуло. — Он был из Лораса. Его волосы были белыми с одной стороны и красными с другой. Он обещал научить меня своим секретам и подарил это. — Железная монетка была зажата в кулаке. Когда она раскрыла пальцы она прилипла к потной ладони.
Жрец внимательно изучил монетку, хотя и не попытался к ней прикоснуться. Бродяжка с огромными блюдцами-глазами тоже внимательно ее рассматривала. Наконец, человек в капюшоне произнес: — Назови мне свое имя, дитя.
— Соленая. Я пришла из Солеварен, что на Трезубце.
Хотя ей было не видно его лица, она почувствовала, что он улыбается. — Нет, — ответил он. — Назови свое имя.
— Голубок. — ответила она на этот раз.
— Твое настоящее имя, дитя.
— Моя мать называла меня Нэн, но они называли меня Лаской…
— Имя.
Она вздохнула. — Арри. Я — Арри.
— Уже ближе. А теперь правду?
«Страх ранит сильнее меча», — напомнила она себе. — «Арья». — Она прошептала это слово впервые за долгое время. Второй раз она выпалила его в полный голос: — Я — Арья из рода Старков.
— Да, это ты. — Произнес он. — Но Дом Черного и Белого не подходит для Арьи из рода Старков.
— Умоляю, — попросила она. — Мне некуда больше идти.
— Ты боишься смерти?
Она закусила губу. — Нет.
— Позволь нам взглянуть. — Жрец откинул капюшон. Под ним не оказалось лица, только пожелтевший череп с лоскутами кожи, едва державшимися на щеках. В одной из пустых глазниц извивался белый червь. — Поцелуй меня, дитя. — Прокаркал он. Его голос стал сухим и хриплым как смертельный скрежет.
«Он, что? Решил меня напугать?» — Арья поцеловала его туда, где должен был находиться нос, и попыталась откусить высунувшегося из глазницы червя, но он растворился как тень в руке.
Пожелтевший череп тоже пропал и вместо него показалось доброе лицо пожилого человека, который улыбался, глядя на нее. — Еще никто никогда прежде не пытался съесть моего червя. — Сказал он. — Ты голодна, дитя?
«Да», — подумала она. — «Но я жажду не хлеба».
Серсея
Шел холодный дождь, раскрасивший стены и бастионы Красного замка в темный, словно кровь цвет. Королева, крепко держа за руку короля, вела его через грязную жижу на дворе, где их уже поджидали носилки. — Дядя Джейме сказал, что я смогу ехать верхом и бросать простолюдинам монетки. — Жаловался мальчик.
— Ты хочешь заболеть? — Она бы ни за что не стала рисковать. Томмен не такой крепкий каким был Джоффри. — Твой дедушка на небе хотел бы увидеть, что ты стал достойным королем. Не можем же мы появиться Великой Септе мокрыми и грязными. — «Достаточно уже одного того, что мне опять пришлось надеть траур». — Черный никогда не был ее любимым цветом. С ее светлой кожей, в черном она сама выглядела как какой-нибудь труп. Серсея встала за час до рассвета, приняла ванну и уложила прическу, поэтому у нее не было ни малейшего желания позволить дождю уничтожить плоды ее трудов.
Внутри носилок Томмен упал на подушки и уставился в окно на дождь. — Это боги оплакивают дедушку. Леди Джослин сказала, что капли — это их слезы.
— Джослин Свифт — круглая дура. Если бы боги умели плакать, они бы оплакали твоего брата. Это просто дождь. Закрой занавеску, иначе промокнешь. Это соболиная мантия. Хочешь ее намочить?
Томмен послушно задернул занавеску. Его послушание ее сильно беспокоило. Король должен быть сильным. — «Джоффри обязательно бы стал возражать. Он никогда не был похож на теленка». — Не сутулься. — Одернула она Томмена. — Сядь как подобает королю. Расправь плечи и поправь корону. Ты хочешь, чтобы она свалилась на глазах твоих подданных?
— Нет, матушка. — Мальчик уселся прямо и потянулся поправить корону. Корона Джоффа была для него слишком велика. Томмен всегда был склонен к полноте, но сейчас его лицо казалось осунулось. — «Хорошо ли он питается?» — Она должна запомнить спросить его слугу. Ей нельзя рисковать здоровьем сына, особенно когда Мирцелла в лапах дорнийцев. — «Со временем он дорастет и до короны Джоффа». — А покамест нужно сделать корону поменьше, которая не так сильно напрягала бы его шею. Нужно будет ей побеседовать с ювелиром.
Носилки медленно спускались с Большого Холма Аэгона. Впереди ехали два королевских гвардейца — белые рыцари в спадающих с плеч белых плащах на белых же лошадях. Следом за носилками двигались полсотни гвардейцев Ланнистеров в красных с золотом плащах.
Томмен уставился сквозь занавески на пустынные улицы. — Я думал, что будет больше народа. Когда умер отец, все пришли с ним попрощаться.