На губах Серсеи заиграла улыбка.
— Как королеву, ее честь должен защищать рыцарь Королевской Гвардии. Потому что каждый ребенок в Вестеросе знает, как принц Эйемон, Драконий Рыцарь, защищал честь своей сестры королевы Найэрис от обвинений сира Моргила. Но так как сир Лорас ранен так сильно, то боюсь участь принца Эйемона падет на плечи одного из его братьев по присяге. — Она пожала плечами. — И кто бы это мог быть? Сир Арис с сиром Бэлоном далеко в Дорне, Джейме в Риверране, а сир Осмунд брат обвинителя, поэтому остается… о, боги…
— Борос Блаунт и Меррин Трант, — рассмеялась леди Таэна.
— Да, и сир Меррин в последнее время неважно себя чувствует. Напомни мне сказать ему это, когда мы вернемся.
— Обязательно, моя радость. — Таэна взяла ее руку и поцеловала. — Лучше мне никогда с тобой не ссориться. В гневе ты ужасна.
— Каждая мать сделала бы тоже самое чтобы защитить своего ребенка, — сказала Серсея. — Когда ты привезешь своего мальчика ко двору? Рассел, его имя? Он мог бы тренироваться с Томменом.
— Это может напугать мальчика, я знаю… но сейчас все так непредсказуемо, и я думала обождать, пока не пройдет опасность.
— Это будет уже скоро, — пообещала Серсея. — Отправь весточку в Лонгтейбл, пусть Рассел пакует свои лучшие наряды и деревянный меч. Новые маленькие друзья — лучшее лекарство для Томмена, чтобы забыть о потере, когда маленькая головка Маргери скатится с плеч.
Они оставили носилки возле статуи Бэйлора Благословенного. Для королевы было отрадно видеть, что кости и грязь исчезла бесследно. Сир Осфрид сказал правду — толпа не превышала ни числом, ни беспорядками находившихся здесь прежде воробьев. Они стояли неподалеку небольшими группками, тупо глядя на ворота Великой Септы, у которых собралась шеренга септонов-послушников с деревянными посохами в руках. — «Стали не видно», — подметила Серсея. Это было либо очень мудро, либо наоборот — очень глупо. Она пока не смогла разобраться, что именно.
Никто не сделал попытки ей помешать. Чернь и послушники расступались при ее приближении. Оказавшись за воротами, в Зале Свечей они встретились с тремя рыцарями, на каждом было радужное одеяние Сынов Воина.
— Я пришла, чтобы повидать мою невестку. — Объявила им Серсея.
— Его Высокопреосвященство ожидал вашего появления. Я сир Теодан Истинный, ранее известный как сир Теодан Уэллс. Ваше Величество не затруднит последовать за мной?
Главный Воробей стоял на коленях, как всегда. На этот раз он молился у алтаря Отцу. И он не стал прерывать свою молитву при появлении королевы, заставив ее с нетерпением ожидать, пока она закончится. Только после этого он встал и поклонился.
— Ваше Величество. Сегодня печальный день.
— Очень печальный. Вы позволите нам поговорить с Маргери и ее кузинами? — Она избрала сегодня тактику кротости и скромности. С этим человеком подобное обращение работало лучше всего остального.
— Раз таково ваше желание. После этого возвращайтесь ко мне, дитя мое. Мы помолимся вместе, вы и я.
Малютку-королеву заперли наверху одной из стройных башен Великой Септы. Ее келья была восьми футов в длину и шести в ширину, без какой-либо мебели, кроме набитого соломой матраца и скамеечки для молитвы. Кроме того в келье находились: кувшин с водой, копия «Семилучевой звезды» и свеча для чтения. Единственное окно было не шире бойницы для лучника.
Серсея обнаружила Маргери босой и дрожащей, в застиранной сорочке сестры-послушницы. Ее волосы оказались всклокочены, босые ноги грязными.
— Они отобрали мою одежду, — пожаловалась ей младшая королева, когда они остались наедине. — На мне было шелковое платье с кружевами цвета слоновой кости, украшенное речным жемчугом на груди, но септы схватили меня и содрали все до последней нитки. И моих кузин тоже. Мегга толкнула одну из септ на подсвечники и сожгла свое платье. Но я боюсь за Аллу. Она стала белее молока, и испугалась так сильно, что не могла кричать.
— Бедное дитя. — Кресел не было, поэтому Серсея опустилась рядом с ней на матрац. — Леди Таэна пошла к ней поговорить, дать ей понять, что мы ее не забыли.
— Он даже не позволяет нам повидаться. — Распалилась Маргери. — Он держит нас отдельно. До вашего прихода, мне вообще не позволяли видеть никого, кроме септ. Одна заходит каждый час спросить, не желаю ли я покаяться в грехах. Они не дают мне спать. Они каждый раз будят меня, требуя признания. Прошлой ночью я призналась септе Унелле, что хочу выцарапать ей глаза.
«Как жаль, что ты этого не сделала», — подумала Серсея. — «Ослепление какой-нибудь бедной престарелой септы тут же подтвердило Верховному Септону твою виновность».