Джейме размышлял, где мог спрятаться Варис. Разумнее всего повелителю шептунов не возвращаться обратно в свои покои, и следовательно поиски в Красном замке были напрасными. Скорее всего, евнух сел на тот же корабль, что и Тирион, предпочитая не отвечать на неудобные вопросы. Если это так, то теперь они уже на другой стороне моря, распивают в каюте бутылку золотого арборского.
«Если только мой братец не укокошил еще и Вариса, бросив его тело гнить где-нибудь в подземелье замка». – Могут пройти столетия, прежде чем внизу обнаружат его истлевшие кости. Джейме лазал вниз во главе с дюжиной охранников, вооруженных веревками, факелами и фонарями. Четыре часа они пробирались по извилистым проходам, узким лазам, через потайные двери, по скрытым лестницам и шахтам, уходящим в черную глубину. Когда у человека две руки, он более пригоден к подобным вещам. К примеру, лестницы. Даже карабкаться по ним и то не легко, не говоря про помощь рук и коленей. А он вдобавок не мог, как другие, взять факел и одновременно карабкаться.
И все напрасно. Они нашли только темноту, крыс и паутину. – «И спрятанных внизу драконов». – Он вспомнил тускло оранжевые отсветы угля на железных драконьих пастях. Жаровни грели подземное помещение на дне шахты, в котором сходились полдюжины туннелей. На черно-красном плиточном полу он обнаружил истертую мозаику с трехглавым драконом Таргариенов. – «Я знаю тебя, Цареубийца», – казалось хотело сказать чудище. – «Я уже очень долго ожидаю твоего прихода». – И Джейме показалось, что ему знаком этот голос. Эти металлические нотки когда-то принадлежали Рейегару, принцу Драконьего Камня.
Тот день, когда они попрощались с Рейегаром во дворе Красного замка было ветрено. Принц облачился в свои угольно-черные латы с трехголовым драконом, украшенным рубинами.
– Ваше высочество, – Умолял Джейме. – Позвольте на этот раз остаться охранять короля Дарри или сиру Барристану. Их плащи такие же белые, как мой.
Принц покачал головой. – Мой царственный повелитель боится твоего батюшки больше нашего кузена Роберта. Он желает чтобы ты всегда был рядом, чтобы лорд Тайвин не мог ему повредить. В такой час я не посмею отобрать у него подобную опору.
Гнев вспыхнул в груди Джейме и подобрался к глотке. – Я не какая-то опора. Я рыцарь Королевской гвардии.
– Вот и охраняй короля. – Отрезал сир Джон Дарри. – Когда ты надел этот плащ, ты дал присягу повиноваться.
Рейегар положил руку на плечо Джейме. – Когда закончится битва, я хочу созвать совет. Нужно что-то менять. Я уже давно собирался это сделать, но… что ж, плохая примета говорить о не пройденной дороге. Мы побеседуем, когда я вернусь.
Таковы были последние слова Рейегара Таргариена к нему. За воротами уже строилась армия, а их противник уже был на Трезубце. Принц с Драконьего Камня сел в седло, водрузил на голову свой высокий шлем и поехал навстречу своему року.
«Он был больше, чем думал. Когда битва закончилась, многое изменилось».
– Эйерис думал, что если я рядом, то ему ничто не угрожает. – Сказал он, обращаясь к трупу отца. – Правда смешно? – Лорд Тайвин тоже так думал. Его улыбка стала шире, чем раньше. – «Кажется, ему нравится быть мертвым».
Странно, но он не чувствовал скорби. – «Где же слезы? Где мой гнев?» – Джейме Ланнистер редко испытывал недостаток гнева. – Отец, – продолжил он разговор с трупом. – Ты сам говорил мне, что слезы у мужчины – признак слабости, поэтому не жди, что я расплачусь.
Тысячи лордов и леди успели пройти этим утром мимо катафалка, и несколько тысяч простолюдинов вечером. На них были траурные одежды и скорбь на лицах, но Джейме подозревал, что многие в тайне злорадствовали видя павшего великого человека. Даже на западе Лорда Тайвина скорее уважали, чем любили, а в Королевской гавани еще не забыли осаду.
Из всех скорбящих грандмейстер Пицелль выглядел самым неистовым. – Я служил шестерым королям, – сказал он Джейме после второй службы, подозрительно обнюхивая тело. – Но здесь перед нами лежит самый великий человек из тех, кого я знал. Лорд Тайвин не носил короны, но он был именно таким, каким должен быть король.
Без бороды Пицелль выглядел не только старым, но и дряхлым. – «Обрить его было самой жесткой из всех шуток Тириона», – решил Джейме, который знал, что такое потерять часть себя. Ту часть, которая делала тебя тем, кто ты есть. Борода Пицелля была волшебной – белоснежной и мягкой как шерсть ягненка. Роскошная поросль покрывала щеки с подбородком и доходила почти до пояса. Грандмейстер хотел, чтобы ее остригли когда его будут хоронить. Она добавляла ему ауру мудрости, и скрывала под собой все сомнительные вещи: обвисшую кожу под старческим подбородком, маленький безвольный и беззубый рот, бородавки, морщины и старческие пятна во множестве украсили его лицо. И хотя Пицелль пытался отрастить ее вновь, ему это явно не удавалось. На морщинистых щеках и слабом подбородке отрастали какие-то отдельные клочки, такие тонкие, что Джейме видел сквозь них розовую кожу.
– Сир Джейме, в свое время я видел много ужасных вещей. – Заявил старик. – Войны, битвы, убийства и довольно глупые… Я был еще мальчишкой в Старом городе, когда серая хворь выкосила половину города и три четверти Цитадели. Лорд Хайтауэр сжег все корабли в порту, запер все ворота и приказал стражам убивать всех, кто попытается сбежать, будь то мужчина, женщина или грудной младенец. Едва хворь прошла стороной, они его убили. В тот же день, когда был снова открыт порт, его стащили с лошади, и перерезали горло ему и его младшему сыну. По сей день в Старом городе плюются при упоминании его имени, однако Квентон Хайтауэр всего лишь выполнял свой долг. Твой отец был человеком той же закалки. Человеком, который просто выполнял свой долг.
– Стало быть, поэтому он выглядит таким самодовольным?
От поднимающихся трупных испарений глаза Пицелля слезились. – Плоть… когда плоть усыхает, мускулы твердеют и натягивают губы. Это не улыбка, а просто… усыхание, только и всего. – Он смахнул слезы. – Прости меня. Я очень устал. – Тяжело опираясь на свою трость, Пицелль медленно побрел к выходу. – «Он тоже умирает», – понял Джейме. Не удивительно, что Серсея считает его бесполезным.